Север – Юг

Приметили их перед самым рассветом. Солнце уже окрасило горизонт, на востоке вершины темными клыками вгрызались в светлеющее небо. Было холодно, люди и звери выдыхали пар. Ждали, укрывшись на западном конце перевала, перед ними открывался отчетливый вид на Траурный проход.

Кеннет знал, откуда взялось это название. Никакой другой перевал в горах не поглотил столько жертв. Нынче через него шла — ярдах в трехстах — имперская дорога, тракт шириной в двадцать футов из гладких, ровно отесанных камней. Дорогу уже очистили от снега, это было признаком того, что купцы начали свои рискованные путешествия в таящуюся на Старом Воле опасность. Что ж, тот, кто рисковал отправиться в путь при таких обстоятельствах, мог потом требовать любую цену за свой товар. Хотя, чтобы выйти нынче на дорогу, нужно быть безумцем или отчаянным человеком.

Восточная сторона перевала, с широкими и высокими склонами, была создана для лавин. Сперва поднималась полого, чтобы потом резко вздернуться вверх, закончившись отвесной стеной, по форме напоминающей бычью башку. Именно поэтому скалу называли Старый Вол. Здешние говорили, что, когда Старый Вол зарычит — то есть когда сбросит с лавиной зимние покровы — дорога на юг сделается свободна. Однако Вол часто запаздывал с рыком, и тогда купцы, особенно те, кто вез скоропортящиеся товары — масло или рыбу, — решались на риск. И многих из них обнаруживали, лишь когда сходил снег.

Порой лавину пытались сбить, дудя в трембиты — длинные, в пятнадцать — двадцать футов трубы, которые в горах использовали, чтобы передавать простые сообщения на далекие расстояния. Когда же и это не помогало, заинтересованным купцам оставалось только нанять чародея, кого-нибудь владеющего Тропой Земли, Воды или Льда, чтобы тот заставил Вола зареветь. Открытие торгового пути стоило любых денег. Хотя порой казалось, что природа специально смеется над людьми, устраивая невозможные фокусы. Нынче также было неясно, каким чудом многолоктевой слой снега, нагромождавшийся всю зиму, удерживается на скале.

Лейтенант глядел на близящуюся колонну. Триста людей, может и больше, как минимум тридцать конных, на сильных, выносливых горных лошадках, а еще десяток легких повозок. Знал, что они его не видят: обернутый в серый плащ, скрытый в тени, он не выделялся на фоне скал, как и прочие из шестой роты. Взглянул на север: там, откуда шла банда, предрассветную темноту рассеивало зарево пары пожаров. Не слишком больших. Может, наткнулись на пастуший шалаш или хуторок. Как видно, Навер не сумел сдержаться и не заявить о своем присутствии.

Кеннет перевел взгляд вправо, где, укрытые в расщелинах, замаскированные ветками, лежали трембиты. Он долго советовался с десятниками, куда какую направить и когда начать гудеть. От этого зависела их жизнь. И, ясное дело, от того, сойдет ли лавина так, как они планировали, чуть по откосу, ударив в разлом, по которому шла дорога, а не покатив снежный вал прямо. Однако не было другого места, откуда удалось бы загудеть в трембиты как нужно, а потому приходилось рассчитывать на удачу.

Он взглянул на восток, где вот-вот должно было показаться солнце. Это тот самый миг, время, когда горы чаще всего и сбрасывали лежащий на склонах снег. Час грома, как некогда называли первый час после рассвета, хотя мало кто в те поры думал о лавинах. Время, когда температура воздуха поднималась каждую минуту, когда мороз, часто сопутствующий весенним ночам, едва ли не за несколько мгновений бежал от теплых лучей солнца. Зеркала льда, сковавшего лужи, таяли на глазах, промерзшая земля превращалась в грязь. А еще подтаивал толстый, в несколько футов, слой снега на горных вершинах. В свое время Кеннету это показал один капитан, с которым ему довелось служить. Отвел его на склон и приказал смотреть. Слой снега там обрывался, как обрезанный ножом, а в месте, откуда недавно оторвалась и сошла часть снежных покровов, виднелась голая земля — промерзшая и покрытая пожелтевшей травой, схваченной изморозью. И внезапно, через четверть часа после того, как солнце встало, земля принялась таять, иней исчез, а из-под слежавшегося снега потекли струйки воды.

— Он начинает подтаивать снизу из-за своей тяжести, — шепотом пояснил капитан. — Но всю ночь вода не могла течь, ее схватывал мороз. А теперь она потекла, и весь склон сейчас стал скользким, словно кто его маслом смазал. Хватит пернуть погромче — и все сойдет. Через час солнце подсушит землю, а большинство плененной под снегом воды уйдет — и тогда станет безопасней. По крайней мере до следующего утра. Помни: никогда не проводи своих людей такими местами, когда солнце встает после морозной ночи. А если не уверен — следи за псами. Они всегда знают.

Лейтенант улыбнулся, услышав тихий скулеж. Псы знали. Чувствовали, что место — опасное. Это было хорошее время для засады.