Север и Юг

Миссис Торнтон весь день просидела в столовой, с минуты на минуту ожидая известий о счастливом союзе сына с мисс Хейл. Сколько раз она вскакивала при малейшем звуке, чтобы уже в следующий миг поймать выпавшее рукоделие и вновь начать прилежно работать иглой, пусть запотели очки и ослабла рука. Много раз дверь открывалась, и кто-то незначительный входил в дом по незначительному делу. Всякий раз после этого каменное лицо теряло застывшее решительное выражение и становилось непривычно мягким, задумчивым и даже унылым. Миссис Торнтон не позволяла себе думать о безотрадных последствиях женитьбы сына и направляла мысли в привычное хозяйственное русло. Новобрачным потребуется свежее столовое белье, а потому рачительная хозяйка приказала принести корзины со скатертями и салфетками, чтобы провести тщательную ревизию запасов. Обнаружилось некоторое смешение ее вещей, помеченных инициалами Д.Х.Т. — «Джордж и Ханна Торнтон», — с вещами сына, купленными на его деньги и, следовательно, помеченными его инициалами. На некоторых старинных изделиях из драгоценного голландского дамаста, каких теперь не сыскать днем с огнем, тоже стояли эти инициалы. Миссис Торнтон долго ими любовалась — когда-то эти вещи составляли ее гордость, — а потом, нахмурившись и сжав губы, аккуратно убрала буквы Д и Х. Подходящих красных ниток, чтобы вышить новые инициалы, в шкатулке не оказалось, а посылать за новыми не хватило духу. Рассеянно глядя в пустоту, она представляла различные сцены, где ее сын, ее гордость, ее собственность, выступал главным героем. Но почему он так долго не возвращается? Наверняка остался с мисс Хейл. С тяжелым вздохом пожилая дама должна была признаться себе, что любовь сына неизбежно отодвигала ее, мать, на второе место, и ужасная боль буквально пронзила насквозь. Она не могла понять, физическое это страдание или моральное, но пришлось сесть, а спустя минуту услышала, как хлопнула дверь. Миссис Торнтон пришлось быстро выпрямиться, чтобы встретить триумфатора и разделить его радость, ни единым намеком не выразив собственного разочарования. Будущая сноха как личность в мыслях отсутствовала. Ей предстояло стать женой Джона и занять в доме место хозяйки, но кроме этого следствия величайшего торжества существовали и другие, не менее блестящие: изобилие и комфорт, фарфор и столовое серебро, честь, любовь, покорность, сонм друзей появятся так же естественно, как драгоценности на королевской мантии, а потому не заслужат отдельной благодарности. Выбор Джона поднял бы над миром даже кухарку, а мисс Хейл не так уж плоха. Родись она в Милтоне, миссис Торнтон смогла бы проникнуться к ней симпатией: красивая, пикантная, гордая, дерзкая, умная. К сожалению, полна предрассудков и крайне невежественна, но чего же еще ожидать от уроженки юга? Внезапно на ум пришло сравнение с Фанни, от которого та отнюдь не выиграла, и миссис Торнтон впервые обратилась к дочери с резкими словами, обидев бедняжку без видимой причины, а потом, словно себе в наказание, оставила любимое, внушающее гордость занятие и сосредоточилась на чтении «Комментариев к Библии».

И вот наконец раздались долгожданные шаги! Она услышала, как сын входит в холл, хотя в это время дочитывала предложение и могла бы механически повторить мысль слово в слово. Обостренные чувства отмечали каждое движение: вот он остановился возле вешалки, вот помедлил возле двери. В чем же дело? Она готова к любому исходу.

И все же голова не поднялась от книги. Джон подошел к столу и остановился в ожидании, пока матушка дочитает и обратит на него внимание. И вот наконец это произошло.

— Итак, Джон? — с нарочитой досадой, что ее оторвали от увлекательнейшего занятия, спросила миссис Торнтон.

Он знал, что означает лаконичная фраза, и хотел было отделаться шуткой: переполненное горечью сердце смогло бы над собой посмеяться, — но мать все же заслуживала правды. Джон зашел сзади, чтобы она не смогла увидеть выражение лица, склонился и, поцеловав, пробормотал:

— Никто меня не любит. Никому я не нужен, кроме тебя, мама.

Пытаясь сдержать слезы, он отошел к камину. Миссис Торнтон поднялась и медленно приблизилась к сыну — впервые в жизни у полной сил женщины едва ли не подкашивались ноги. Положив руки ему на плечи — благо рост позволял — и заглянув в лицо, пожилая дама произнесла:

— Материнская любовь послана Господом, а потому бесконечна, в то время как любовь девушки похожа на дым: меняется вместе с ветром. Значит, она тебя отвергла, мой дорогой мальчик?

Миссис Торнтон улыбнулась, однако улыбка больше напоминала собачий оскал. Джон покачал головой.

— Я ей не подхожу, мама. Впрочем, чему тут удивляться…

Миссис Торнтон что-то процедила сквозь зубы. Слов было не разобрать, однако, судя по взгляду, явно какое-то проклятие, причем суровое. И все же сердце матери ликовало: Джон по-прежнему принадлежит только ей одной.

— Мама! — поспешно проговорил Торнтон. — Прошу, ни слова против нее. Избавь. Сердце мое живо. Я все еще ее люблю, и люблю еще больше, чем прежде.