Маргарет задумалась, все ли предложения руки и сердца поступают столь же неожиданно и так же остро расстраивают в момент объявления, как те два, которые пришлось выслушать ей. Сравнение между мистером Ленноксом и мистером Торнтоном возникло само собой. Она жалела, что обстоятельства вынудили Генри Леннокса выразить какие-то иные чувства помимо дружеской симпатии. После первого отказа сочувствие решительно преобладало. Тогда она не ощущала себя настолько уязвленной и потрясенной, как сейчас, когда эхо голоса мистера Торнтона еще летало по комнате. Генри Леннокс случайно переступил границу между дружбой и любовью, а уже в следующее мгновение пожалел об ошибке, точно так же как и она сама, только по другой причине. А вот с мистером Торнтоном никакой дружбы не существовало — во всяком случае, так считала она. Их общение состояло из череды противоречий. Мнения неизменно сталкивались. Более того, Маргарет никогда не ощущала, что ее точка зрения ему хоть в малейшей степени интересна. Если возражения бросали вызов каменной силе его характера, страстной мощи личности, он презрительно их отбрасывал, пока она не уставала от напрасных усилий. И вот неожиданно явился, чтобы так странно и страстно признаться в любви. В первый момент Маргарет показалось, что предложение руки и сердца стало следствием острого сочувствия к поступку, который мистер Торнтон, как и многие другие, истолковал неверно, однако не успел он выйти из комнаты, и уж точно спустя несколько минут после его ухода, стало абсолютно ясно, что он любил, любит и будет ее любить. Открытие заставило съежиться и вздрогнуть под властью силы, противоречащей всей прежней жизни. Маргарет попыталась оттолкнуть тревожное откровение, но ничего не получилось, скорее, напротив, как заметил Ферфакс в «Тассо», «его мощная идея проникла в ее сознание».
За покорение воли Маргарет еще больше невзлюбила мистера Торнтона. Как он посмел заявить, что будет любить, даже несмотря на презрительный отказ? Надо было говорить с ним еще резче, определеннее. В сознании запоздало проносились хлесткие, решительные фразы, теперь уже совершенно бесполезные. Беседа оставила впечатление, похожее на страшный сон, который сохраняется в сознании даже после пробуждения. Напрасно мы трем глаза, пытаясь забыть недавний ужас, на губах застывает неподвижная мучительная улыбка. Сжавшись в комок, что-то невнятно бормоча, кошмар прячется в темном углу комнаты и с любопытством подслушивает, осмелимся ли мы обмолвиться о его присутствии. И мы, несчастные трусы, молчим!
Точно так же Маргарет отшатнулась от угрозы внезапно нагрянувшей оглушительной любви. Что он имел в виду? Разве нельзя его обуздать, поставить на место? Что же, будущее покажет. Во всяком случае, это куда сложнее, чем ему совершить свое опасное нападение. Оправдал ли он провал несчастным вчерашним днем? Если бы понадобилось, Маргарет не задумываясь бросилась бы защищать любого нищего. А самого мистера Торнтона храбро заслонила бы собой, не обращая внимания ни на его нелепые выводы, ни на отвратительные сплетни. Она всего лишь сделала то, что считала верным, простым и необходимым: попыталась защитить. Чему быть, того не миновать.
До сих пор Маргарет не сделала ни шагу с того места, где мистер Торнтон ее оставил. Ни одно внешнее обстоятельство не вывело ее из глубокой задумчивости, порожденной прощальными словами и огненным взглядом страстных пронзительных глаз, спрятаться от которого можно, лишь опустив ресницы. Маргарет подошла к окну и настежь распахнула створки, пытаясь сбросить тяжкое наваждение, но этого показалось мало; захотелось выйти из комнаты, чтобы в общении с родными или в работе стряхнуть воспоминания прошедшего часа. К сожалению, дом утонул в дневной неподвижности, как это нередко случается, когда лишенный ночного отдыха больной наконец-то засыпает. Одиночество казалось невыносимым. Что же делать? Разумеется, навестить Бесси Хиггинс, тем более что она просила зайти.
Маргарет вышла на улицу.
Несмотря на знойный, душный день, Бесси неподвижно лежала на придвинутой к камину широкой скамье, словно только что перенесла болезненный приступ. Ей явно не хватало свободы дыхания, доступной лишь в вертикальном положении. Маргарет быстро подошла, приподняла больную и подложила под спину подушки. Теперь Бесси могла сидеть не напрягаясь.
— Думала, никогда вас больше не увижу, — с тоской заглянув в лицо Маргарет, проговорила бедняжка.
— Прости, вчера никак не могла прийти: мама плохо себя чувствовала, да и другие причины были, — краснея, объяснила Маргарет.
— Наверное, отправив к вам Мэри, я поступила дерзко, но ужасные крики и шум растерзали на мелкие кусочки. Когда отец ушел, я подумала, что если бы только смогла услышать ваш голос, произносящий слова о мире и покое, то отошла бы к Господу, как младенец засыпает под колыбельную матери.
— Так, может, почитаем сейчас?
— Да, пожалуйста! Не обижайтесь, если сначала я буду слушать не очень внимательно, как только дойдете до моих любимых утешительных обещаний, каждое слово западет в сердце.