Север и Юг

— Все напрасно, Хиггинс: она долго не протянет, тает на глазах, и не потому, что сама почти ничего не ест, а потому что не может видеть, как голодают малыши. Да, голодают! Если тебя могут устроить пять шиллингов в неделю: вас в семье трое, причем одна из дочек вполне может заработать на кусок хлеба, — то для нас это голод! Скажу прямо: если она умрет прежде, чем мы добьемся своих пяти процентов — а боюсь, что так и будет, — швырну деньги хозяину в лицо и заявлю: «Будь ты проклят! Будь проклят весь твой жестокий мир, который не смог сохранить мне лучшую из женщин, когда-нибудь рожавших мужчине детей!» Учти, парень, я возненавижу и тебя, и весь твой союз — да так, что ненависть моя не пустит вас на небо. Так и будет, если окажется, что вы меня обманули. Неделю назад, в среду, ты сказал, что не пройдет и двух недель, как хозяева придут умолять вернуться в цеха и согласятся выполнить наши условия. Сегодня уже вторник. Время почти вышло. А наш маленький Джек лежит и от слабости даже плакать не может: лишь иногда жалобно всхлипывает. Наш маленький Джек, говорю тебе! С тех пор как он родился, мать глаз с него не сводит: любит так, как будто в этом ребенке заключена вся ее жизнь. Да он и будет стоить мне ровно столько, наш маленький Джек. Каждое утро он просыпается и своими мягкими губками ищет на моем небритом лице место, куда можно поцеловать. Да, и вот он лежит, умирает от голода.

Джон Бучер громко разрыдался, а Николас, прежде чем собраться с духом и заговорить, взглянул на Маргарет полными слез глазами.

— Держись, друг. Твой маленький Джек не умрет. У меня есть кое-какие деньжата. Сейчас же пойдем и купим малышу молока и хлеба. Все, что мое, — твое. Поверь. Только не теряй мужества! — Он засунул руку в старый чайник, где хранил деньги. — Обещаю сердцем и душой — мы победим. Если простоим еще неделю, хозяева сами придут, чтобы умолять вернуться на работу. А союз — то есть я — позаботится, чтобы тебе было чем кормить детей и жену. Так что не сдавайся и не ходи к тиранам просить работу.

После этих слов Джон Бучер повернулся, и Маргарет увидела такое бледное, изможденное, распухшее от слез, безнадежное лицо, что от одного лишь взгляда захотелось плакать.

— Тебе известно, что есть тиран хуже хозяев. Это тот, кто говорит: «Умри от голода сам, и пусть умрут твои дети, если осмелишься выступить против профсоюза». Да, тебе отлично это известно, потому что ты — один из них. По отдельности вы можете быть добрыми, но едва собираетесь вместе, и готовы сожрать человека, как стая голодных волков.

Николас уже взялся за ручку двери, но остановился и обернулся к шагавшему следом Бучеру:

— Видит Бог, я стараюсь сделать лучше и тебе, и всем нам, ну а если чего-то не понимаю и ошибаюсь, то грех ложится на душу тех, кто держит меня в неведении. Думал столько, что едва мозги не лопнули. Поверь, Джон, честное слово. И снова скажу: никто, кроме союза ткачей, нам не поможет. Победа будет за ним, вот увидишь!

Девушки не проронили ни слова и даже не позволили себе вздохнуть; лишь смотрели друг на друга полными печали глазами. Наконец Бесси призналась:

— Вот уж не думала, что отец снова обратится к Господу, но ты же слышала, как он сказал: «Видит Бог».

— Да, — подтвердила Маргарет. — Позволь принести тебе немного денег и еды для детей этого несчастного человека, только пусть они думают, что помощь идет от твоего отца. К сожалению, это будут крохи.

Откинувшись на спинку кресла, Бесси судорожно ловила дыхание. На слова Маргарет она не обратила внимания, только пожаловалась:

— Сердце окаменело. Слез не осталось. Бучер приходит каждый день и рассказывает мне о своем горе и страхе. Знаю, что он слабый, но все же человек. Сколько раз я сердилась на него и его жену за то, что не знают, как жить, но не всем же быть мудрыми. Господь терпит и других, дает им право любить и быть любимыми не хуже Соломона. А если их близким плохо, они страдают точно так же, как страдал Соломон. Не знаю, что делать. Может, союз должен присматривать за такими беднягами, как Бучер, но только пусть каждый руководитель союза подойдет к нему и посмотрит в лицо. Уверена, что если бы они услышали его слова (только каждый в отдельности, а не все вместе), то, нарушив свой же приказ, разрешили бы вернуться на работу.

Маргарет сидела молча. Разве можно теперь спокойно пойти домой и забыть отчаянный голос этого человека, который сказал даже больше, чем произнесенные страшные слова? Она открыла сумочку: денег там оказалось совсем немного — достала все, что было, и без единого слова вложила в руку Бесси.

— Спасибо. Другие тоже ничего не зарабатывают, но как-то держатся и не жалуются. Теперь папа знает о беде Бучера и не бросит его на произвол судьбы. Маленькие дети, больная жена. Все, что могли, они уже заложили. И пусть мы сами живем небогато, ни за что не позволим им голодать. Если сосед не поможет соседу, то как же тогда?

Бесси определенно боялась, как бы Маргарет не подумала, что они не хотят поддержать тех, кто в этом нуждается.