Север и Юг

Наутро мистер Хейл осуществил свое намерение. Самого Джона Бучера дома не застал, однако побеседовал с женой и пообещал устроить ее в больницу. Тем временем дети с удовольствием уничтожили содержимое корзины миссис Хейл. Домой отец вернулся в куда более жизнерадостном настроении, чем осмеливалась надеяться Маргарет. В действительности вчерашний рассказ дочери настроил мистера Хейла на такой трагический лад, что, подчиняясь воображению, он описал положение семьи в более радужных тонах, чем того требовала истина.

— Схожу к Бучерам еще раз, чтобы встретиться с хозяином, — заключил мистер Хейл. — Пока могу сказать, что местные дома не сравнишь с жилищами бедняков в Хелстоне. Такую мебель наши крестьяне никогда не смогли бы купить. Про еду и говорить не приходится: в наших жилищах ее сочли бы роскошью. Однако у здешних семей нет иных доходов, кроме жалованья работающих, поэтому в создавшейся ситуации не остается ничего иного, кроме как закладывать имущество. Здесь, в Милтоне, приходится учить другой язык и руководствоваться иными понятиями.

В этот день Бесси тоже чувствовала себя немного лучше, хотя оставалась настолько слабой, что совершенно забыла о желании увидеть Маргарет в белом платье. Не исключено, впрочем, что фантазия эта возникла в состоянии лихорадочного бреда.

Маргарет не могла не сравнивать странный процесс облачения ради события, участвовать в котором совсем не хотелось, с теми веселыми, озорными девичьими переодеваниями, которые они с Эдит устраивали немногим больше года назад. Единственное, что успокаивало, это радость матери при виде нарядной дочери. Миссис Хейл густо покраснела, едва Диксон широко распахнула дверь гостиной и бесцеремонно провозгласила:

— Мисс Хейл хорошо выглядит. Не так ли, мэм? Кораллы миссис Шоу подошли как нельзя лучше. Такой приятный, освежающий цвет, мэм. Иначе, мисс Маргарет, вы предстали бы слишком бледной.

Густые черные волосы не желали заплетаться в косу, так что пришлось скрутить их плотной спиралью, короной уложить на голове, а концы собрать на затылке в тяжелый узел, который удерживали две длинные коралловые булавки, больше напоминавшие стрелы Купидона. Белые шелковые рукава закреплялись у локтя тесемками из той же ткани, а в основании гибкой молочно-белой шеи лежали тяжелые коралловые бусы.

— Ах, Маргарет! Как бы мне хотелось отвезти тебя на одну из прежних ассамблей в доме Баррингтонов, чтобы представить свету, точно так же как когда-то леди Бересфорд представляла меня.

Маргарет расцеловала матушку за этот милый всплеск родственного тщеславия, однако улыбнуться не смогла: неистребимая тяжесть лежала на сердце.

— Честное слово, мама, лучше бы я осталась дома вместе с тобой.

— Чепуха, дорогая! Постарайся запомнить каждую мелочь. С удовольствием послушаю, как проходят званые обеды здесь, в Милтоне. Особенно меня интересует второе блюдо. Что подают вместо дичи?

При одном лишь взгляде на роскошь и блеск обеденного стола миссис Торнтон восторг миссис Хейл достиг бы предела. Маргарет, с ее утонченным лондонским вкусом, сочла количество деликатесов чрезмерным: для более легкого и элегантного эффекта вполне хватило бы и половины. Однако один из нерушимых законов гостеприимства, которым следовала хозяйка, гласил, что любого, даже самого изысканного блюда должно хватить всем, если каждый из гостей пожелает его отведать. Скромная до непритязательности в обыденной жизни, миссис Торнтон стремилась поразить изобилием званого обеда, и сын полностью разделял чувства матери, поскольку никогда не знал — хотя и мог представить — иного общества, кроме того, которое считало необходимым обмениваться великолепными застольями. И даже сейчас, привыкший отказывать себе в малейших тратах, кроме самых необходимых, Джон уже не раз пожалел о разосланных приглашениях, но в то же время искренне радовался при виде величия приготовлений. Мистер и мисс Хейл прибыли первыми, поскольку мистер Хейл неизменно соблюдал пунктуальность. Наверху, в гостиной, никого, кроме миссис Торнтон и Фанни, пока не было. Все чехлы исчезли, и просторная комната засияла желтым шелковым дамастом и яркими цветами на светлом ковре. Бесчисленные украшения теснились по углам, утомляя глаз и вступая в резкий диссонанс с уродливой серой пустотой огромного фабричного двора и распахнутыми для приема повозок широкими железными воротами. Слева, отбрасывая длинную тень и раньше времени закрывая летнее солнце, в окна заглядывало многоэтажное здание фабрики.

— Сын только что вернулся с работы, мистер Хейл, но через несколько минут придет сюда. Может, пока присядете?

Мистер Хейл, стоявший возле окна, обернулся:

— Вас не удручает столь близкое соседство фабрики?

Миссис Торнтон напряглась:

— Нет, нисколько. Я ни на мгновение не забывала источник благосостояния и влиятельности своего сына. Больше того, другой такой фабрики в Милтоне нет. Лишь один цех занимает площадь в двести двадцать квадратных ярдов.

— Я имел в виду другое: шум, дым, постоянное движение, огромное количество народу… Разве это не утомляет?