Север и Юг

— Сначала, услышав от одной из служанок, что вас видели гуляющей в сопровождении джентльмена далеко от дома — на станции Аутвуд, — да еще в сумерках, я не поверила собственным ушам, но с сожалением сообщаю, что сын подтвердил неприглядную историю. Поступок по меньшей мере легкомысленный. Многие молодые леди разрушили свою репутацию…

Глаза Маргарет сверкнули гневом. Новая идея показалсь невыносимо оскорбительной. Если бы миссис Торнтон заговорила о лжи, пришлось бы унизиться и признать собственную вину — ничего не поделаешь: что было, то было, — но на основе слухов, устами постороннего человека комментировать поведение и рассуждать о репутации! Нет, это уж слишком! Она не ответит, не произнесет ни единого слова!

Миссис Торнтон заметила в глазах собеседницы воинственный дух и бросилась в бой.

— В память о вашей матушке я решила предупредить об опасности экстравагантных эскапад; в конечном итоге они способны опозорить вас в глазах общества, даже если не нанесут конкретного вреда.

— В память о матушке, — заговорила Маргарет со слезами на глазах и в голосе, — я готова стерпеть многое, но не все. Уверена, что она никогда не подвергла бы меня оскорблениям.

— Оскорблениям, мисс Хейл?

— Да, мадам, — подтвердила Маргарет уже более спокойно. — Это оскорбление. Что вам известно обо мне такого, что позволяет подозревать…

— О! Мистер Торнтон сказал вам…

Неожиданно выдержка изменила ей, и, закрыв лицо ладонями, Маргарет разрыдалась.

— Нет, мисс Хейл, — возразила гостья, чья глубокая порядочность заставила предотвратить готовое вырваться признание, хотя любопытство подстрекало его выслушать. — Остановитесь. Мистер Торнтон ничего мне не говорил. Вы не знаете моего сына и недостойны возможности узнать. Послушайте, молодая леди, и, если сможете, постарайтесь понять, какого человека отвергли. Вот о чем просил меня вчера вечером тот, чье сердце вы разбили: съездить к вам, добиться расположения и научить, как должно себя вести, потому что «ее душу терзают какие-то ужасные страдания».

Полагаю, что сумела точно передать его слова. Больше того, помимо признания того факта, что вечером двадцать шестого числа вы были на станции Аутвуд в обществе джентльмена, он не произнес против вас ни слова. Если ему и известно нечто такое, что вызвало эти рыдания, то он об этом не сообщил.

Маргарет по-прежнему стояла, закрыв лицо мокрыми от слез ладонями, и миссис Торнтон слегка смягчилась.

— Успокойтесь, мисс Хейл. Вполне допускаю, что существуют обстоятельства, объяснив которые, можно развеять любые подозрения в неосторожном и легкомысленном поведении.

Маргарет молчала, обдумывая ответ. Очень хотелось сохранить добрые отношения с миссис Торнтон, и все же объяснение по-прежнему оставалось невозможным.

Гостья потеряла терпение:

— Было бы досадно прервать знакомоство, но ради Фанни — а я сказала сыну, что если бы моя дочь поступила так же, то была бы опозорена…

— Сожалею, что не могу представить убедительных объяснений, — негромко заговорила Маргарет, не дождавшись окончания вдохновенной тирады. — Я поступила дурно, но это совсем не то, о чем вы думаете. Надеюсь на большую снисходительность мистера Торнтона, однако знаю, мадам, что вы поступаете так, как считаете правильным.

— Спасибо, — холодно поблагодарила миссис Торнтон, явно оскорбленная. — Не предполагала, что мои намерения вызывают сомнения. Это последний случай вмешательства в ваши дела. Не хотела соглашаться, когда миссис Хейл просила присмотреть за вами, и не одобряла чувства сына, когда только начала подозревать его расположенность: никогда не считала вас достойной благосклонного внимания Джона, — но после того как вы скомпрометировали себя во время бунта, вызвав пересуды слуг и рабочих, решила впредь не противостоять его желанию сделать предложение. Кстати, до этого дня сын отрицал свое намерение.

Маргарет поморщилась и с громким свистящим звуком втянула воздух (правда, миссис Торнтон, охваченная праведным гневом, этого не заметила).

— Он пришел, но вы, судя по всему, передумали. Вчера я сказала сыну, что за это короткое время, должно быть, услышали или узнали что-то о другом поклоннике…

— За кого вы меня принимаете, мадам? — осведомилась Маргарет, с гордым презрением вскинув голову так высоко, что шея выгнулась подобно лебединой. — Больше мне нечего вам сказать, миссис Торнтон: оправдываться не собираюсь, так что позвольте вас оставить.

С бесшумной грацией оскорбленной принцессы она выскользнула из комнаты. Миссис Торнтон обладала достаточным чувством юмора, чтобы оценить нелепость ситуации, в которой оказалась. Не оставалось ничего иного, как покинуть дом. Поведение Маргарет не причинило особого раздражения хотя бы в силу равнодушия. Удалось вызвать горькие слезы, а это главное. Глубокие, искренние переживания Маргарет смягчили суровое сердце: душеспасительная беседа достигла цели.