Она внезапно замолчала, подумав, что осквернила воспоминания об общении с братом собственной трусостью. Из всех человеческих слабостей она больше всего презирала отсутствие храбрости и подлость сердца, от которых прямой путь ко лжи. И вот сама поступила постыдно! Потом пришла другая мысль: о ее поступке известно мистеру Торнтону, — и Маргарет спросила себя, как отнеслась бы к ситуации, окажись на его месте кто-нибудь другой, например тетушка Шоу, Эдит, отец, мистер Леннокс или даже Фредерик. Мысль о брате, хоть она и солгала ради его спасения, оказалась самой болезненной, поскольку во время встречи родственная любовь ожила и расцвела. И все же падение в глазах Фредерика никак не могло сравниться с унизительным стыдом, который она испытывала при одной лишь мысли о новой встрече с мистером Торнтоном, но в то же время желала ее. Маргарет стремилась преодолеть страх, хотела понять его отношение к ее поступку. Стоило ей вспомнить о давнем разговоре, когда она высокомерно отвергала торговлю, утверждая, что продавец часто выдает плохой товар за хороший, а покупатель в ответ преувеличивает свой материальный достаток, и ее бросало в краску. С видом спокойного презрения мистер Торнтон тогда в нескольких словах объяснил, что в сложном мире коммерции любые нечестные действия в конечном итоге приводят к поражению. Попытки оценивать обман с точки зрения сиюминутной выгоды в торговле так же недальновидны, как в жизни. Основываясь на собственной непогрешимой честности, Маргарет спросила, не думает ли он, что стремление купить подешевле, а продать подороже, доказывает отсутствие очевидной справедливости, тесно связанной с понятием правды: тогда она использовала эпитет «благородной», а отец исправил, предложив более высокое слово «христианской», и тем самым перехватил инициативу в споре. Ей оставалось сидеть молча, с легким чувством презрения в душе.
Больше никакого презрения! Никаких рассуждений о благородстве! Отныне ее удел — унижение и позор в глазах мистера Торнтона. Но когда же удастся его увидеть? Сердце тревожно вздрагивало при каждом звуке дверного звонка, а когда успокаивалось, в душе возникало ощущение разочарования и печали. Отец не скрывал, что с нетерпением ждет друга и удивлен его долгим отсутствием. Во время последней беседы возникли важные темы, на развитие которых не хватило времени. Предполагалось, что в ближайший свободный вечер мистер Торнтон придет и дискуссия продолжится с той точки, на которой прервалась. Мистер Хейл с нетерпением ждал встречи, поскольку занятия с учениками, прерванные в последний, самый тяжелый период болезни жены, еще не возобновились, он располагал свободным временем. Важнейшее событие последних дней (самоубийство Бучера) всколыхнуло множество острых тем для размышления и обсуждения. Весь вечер мистер Хейл не находил себе места от беспокойства и без конца повторял:
— Я ожидал увидеть мистера Торнтона. Наверное, посыльный вместе с книгой должен был передать и записку, но забыл. Может, сегодня пришло какое-нибудь известие?
— Сейчас пойду и выясню, — не выдержала Маргарет, выслушав тираду в третий раз, с незначительными изменениями.
— Подожди, кто-то звонит!
Она послушно села на место и вновь склонилась над рукоделием. На лестнице раздались шаги, но всего лишь Диксон. Маргарет подняла голову, вздохнула и сказала себе, что, должно быть, рада.
— Это Хиггинс, сэр. Хочет видеть вас или мисс Хейл. А может, сначала мисс Хейл, потом вас. Трудно сказать, сэр: он в странном состоянии.
— Ему лучше подняться сюда, Диксон. Пусть увидит нас обоих и решит, с кем желает побеседовать.
— Хорошо, сэр. Я-то точно не хочу его ни видеть, ни слышать. Вы бы только взглянули на его башмаки… Кухня — самое подходящее для него место, если вы понимаете, о чем я.
— Полагаю, башмаки можно вытереть, — пожал плечами мистер Хейл.
Диксон, что-то недовольно буркнув, удалилась, чтобы пригласить посетителя наверх, а когда тот с сомнением посмотрел на собственные ноги, присел на нижнюю ступеньку лестницы и без единого слова разулся, предже чем подняться в гостиную, немного смягчилась.
— Добрый вечер, сэр! — прогудел Николас, входя в комнату и приглаживая волосы. — Если мисс Маргарет не возражает, я в носках: весь день ходил по городу, а на улицах не очень чисто.
Поскольку Николас держался как-то очень непривычно — тихо и скромно, явно не решаясь сказать, ради чего пришел, Маргарет решила, что причиной столь разительных перемен стала усталость.
Сочувствие мистера Хейла к любому проявлению сомнений или неуверенности, равно как к отсутствию должного самообладания, заставило прийти на помощь.
— Мы как раз собираемся пить чай, мистер Хиггинс. Прошу вас присоединиться. Уверен, что, расхаживая по улицам в такой дождливый, мрачный день, вы изрядно устали. Маргарет, дорогая, не поторопишь ли с чаем?