Маргарет с болью узнала, что в эгоистичном стремлении к сочувствию мать пустила детей в спальню и показала обезображенное тело отца, тем самым осквернив глубину естественного горя грубым ужасом. Она попыталась помочь детям задуматься на более полезные темы: что они могли бы сделать для мамы или, выражаясь более дипломатично, каких поступков хотел бы от них папа. Усилия Маргарет увенчались более очевидным успехом, чем старания мистера Хейла. Дети увидели вокруг множество полезных дел и принялись наводить порядок в комнате, а вот для вялой больной женщины цель, которую поставил мистер Хейл, оказалась слишком высокой и абстрактной. Ленивый ум не справился с задачей понять, насколько глубока была безысходность мужа, если он решился на последний, роковой шаг. Она воспринимала событие исключительно применительно к себе и не могла постичь милосердное терпение Бога, не помешавшего воде попасть в легкие распластанного лицом вниз человека. Тайно она осуждала мужа за крайнюю степень отчаяния и не находила оправданий для самоубийства, но в то же время зло порицала всех и каждого, кто мог подтолкнуть Джона к краю пропасти. Ненавидела она и хозяев — особенно мистера Торнтона — за то, что Бучер оказался одним из самых активных и агрессивных участников бунта, а когда суд выдвинул против него обвинение и выдал ордер на арест, тот потребовал прекращения дела; ненавидела профсоюз, воплощение которого видела в Хиггинсе, просто потому, что детей было очень много, они шумели и хотели есть. Все окружающие составляли для миссис Бучер армию личных врагов, повинных в ее несчастной судьбе.
Маргарет вдоволь наслушалась неразумных стенаний, жалоб, проклятий и до такой степени расстроилась, что на обратном пути не смогла поддержать разочарованного отца, заключив:
— Такова городская жизнь. Нервы людей расшатаны бешеным ритмом, шумом и грязью, не говоря уже о бытовых проблемах. Как вообще можно существовать в этих тесных, слепленных друг с другом хижинах? Это само по себе способно вызвать депрессию и агрессию. В деревне попроще: люди много времени проводят на воздухе, в общении с природой, даже дети, в любое время года.
— Но ведь и в городах кому-то надо жить. В деревнях нередко народ впадает в такую косность, что многие становятся едва ли не фаталистами.
— Да, согласна. Наверное, каждый образ жизни порождает собственные испытания и искушения. Горожанину трудно сохранять терпение и спокойствие, а человеку, выросшему в деревне, так же нелегко существовать в постоянной спешке и реагировать на неожиданные ситуации. И тому и другому трудно представить будущее: городскому жителю потому, что бурная действительность обступает со всех сторон и диктует собственные условия, а сельскому — потому, что деревенская созерцательность медленно, но верно погружает в состояние животного существования и лишает представления об удовольствиях, ради достижения которых следует выйти из состояния душевного покоя, начать думать о чем-то другом и планировать совершенно новые, непривычные поступки.
— Таким образом, необходимость постоянного действия и оцепенелое довольство настоящим создают один и тот же эффект. Но бедная миссис Бучер! Как мало мы можем для нее сделать!
— И все же не осмеливаемся оставить без внимания и предпринимаем жалкие, бесполезные усилия! Ах, папа! Как в этом жестоком мире непросто жить!
— Так и есть, дитя мое. Сейчас мы остро это чувствуем, а ведь недавно были счастливы даже в горе. Как нас порадовал приезд Фредерика!
— Да, это было чудесно! — с улыбкой подтвердила Маргарет. — Такое восхитительное, случайное, запретное счастье!