Север и Юг

— Ваша дочь мне нравится, — неожиданно признался Николас. — Всегда говорит то, что думает. Просто не понимает, что такое профсоюз. Это огромная сила, причем наша единственная сила. Когда-то прочитал стихотворение о том, как плуг убил маргаритку, и заплакал: тогда еще настоящих поводов для слез не было. Однако тот парень не остановился, а продолжал пахать, хоть и пожалел цветок, хватило ума. Профсоюз и есть тот самый плуг, который готовит землю для нового урожая. Таких, как Бучер, конечно, маргаритками не назовешь — это скорее сорняки, которые нужно убирать с поля. Сейчас я очень на него зол, поэтому, наверное, не вполне справедлив. С радостью сам прошелся бы по нему плугом.

— Но почему? Неужели он до сих пор не успокоился?

— В том-то и дело: никак не уймется. Сначала взбесился и затеял беспорядки, а потом спрятался. До сих пор сидел бы в норе и носа не высовывал, если бы Торнтон не нашел его и не вытащил на свет божий. Только на Торнтона я и надеялся, но он действовал в собственных интересах и не позаботился о судебном преследовании за насилие, поэтому Бучер вернулся домой и пару дней вел себя тихо. Боялся. А потом, как вы думаете, куда пошел? К Хамперу! Проклятье! С жалобной физиономией, на которую тошно смотреть, приполз просить работу, хотя знал новое правило, запрещающее помогать профсоюзу и голодающим товарищам! Сам бы подох и детей уморил, если бы его вовремя не поддержали. Так вот, наобещал все, что потребовали, и подписал бумагу — даже дал слово докладывать обо всех наших делах. Подлый Иуда! Но надо отдать Хамперу должное: отправил Бучера восвояси, даже не стал слушать его вопли, хотя те, кто стоял рядом, говорят, что тот умолял на коленях.

— О, как это ужасно! А его жалко! — воскликнула Маргарет. — Хиггинс, сегодня я вас не узнаю. Неужели не понимаете, что сами сделали Бучера таким, каков он есть, втащив в союз против воли и убеждений?

— И каким же?

Постепенно сгущаясь, по узкой улице приближался приглушенный, сдержанный шум. Множество голосов звучали тихо, почти шепотом. Множество ног двигались не вперед — целенаправленно и уверенно, — а словно кружили на одном месте. Отчетливо слышался медленный, ровный ритм шагов, прорвавший воздух и достигший ушей. Так идут люди, которые вместе несут тяжелый груз. Подчиняясь единому порыву, все бросились к двери, но не из любопытства, а по печальной необходимости.

Посреди улицы шагали шестеро мужчин, причем трое из них — полицейские. На плечах они несли снятую с петель дверь, на которой лежал мертвый человек. С этого страшного ложа капала вода. Прохожие останавливались, подходили и присоединялись к процессии, задавая вопросы, на которые носильщики уже устали отвечать.

— Нашли его в ручье, что протекает вдоль поля.

— В ручье! Но ведь там мелко для того, чтобы утонуть!

— Парень, видимо, так устал от жизни, что твердо решил умереть и лег лицом вниз.

Хиггинс подошел к Маргарет и слабым, жалким голосом с надеждой спросил:

— Это ведь не Джон Бучер? Ему не хватило бы смелости. Нет, это не может быть он! Послушайте, что они говорят, а то у меня в голове шум — ничего не разберу.

Носильщики осторожно положили дверь на мостовую, и все увидели несчастного утопленника. Стеклянные глаза смотрели в небо. Из-за положения, в котором нашли тело, лицо распухло и посинело, к тому же на коже появились пятна, поскольку в ручей сбрасывали воду из красильного цеха. Передняя часть головы облысела. Длинные редкие волосы росли только на затылке, и с них стекали грязные струи. Несмотря на все изменения, Маргарет узнала Джона Бучера. Смотреть в обезображенное мертвое лицо казалось кощунством, и Маргарет быстро подошла и прикрыла голову утопленника платком. Множество глаз, наблюдавших за простым действием, последовали за ней, когда она отвернулась, и наткнулись на Николаса Хиггинса, который стоял неподвижно, словно врос в землю. Носильщики тихо о чем-то поговорили, а потом один из них направился прямиком к нему, так что он с трудом подавил желание поспешно скрыться за дверью.

— Хиггинс, ты хорошо его знал, тебе и идти к его жене. Постарайся поаккуратнее, но не тяни: мы не можем оставить его здесь надолго.

— Не пойду, — решительно отказался Николас. — Даже не просите. Как я посмотрю ей в глаза?

— Вы же давно знакомы, — принялся убеждать его носильщик. — Мы притащили его сюда, дальше — твоя очередь.

— Нет, не могу, — покачал головой Хиггинс. — Сыт по горло его выходками. Мы не были друзьями и при его жизни, а теперь он мертв.

— Что же, нет так нет. Но кому-то все равно придется это сделать. Дело нелегкое, но плохо, если она узнает каким-то дурным способом и медленно сойдет с ума.

— Папа, может быть, ты? — тихо спросила Маргарет.

— Если бы мог… если бы успел подумать, что надо сказать… все так неожиданно.

Маргарет поняла, что отец действительно не в силах выполнить мучительное поручение. Его сотрясала дрожь.

— Тогда пойду я, — заявила она спокойно и твердо.

— Благослови вас Господь, мисс! Вы очень добры. Жена Бучера постоянно болеет, и соседи плохо ее знают.