Сеть Алисы

Эва навострила уши, но имя Виолетты Ламерон не возникло. Говорили только об Эдит Кэвелл. Не приведи Господь такого же конца для Виолетты!

Позже тем вечером голый Рене, посмеиваясь, подошел к серванту и взял графин с жидкостью, зеленой, как хризолит. С недавних пор он знакомил Эву с абсентом.

— Немцы — неисправимые романтики, уверенные, что войну можно вести благородным способом! Война есть война. И единственное, что имеет значение — кто уцелеет, а кто погибнет.

— Не только это. — Укрывшись простыней, Эва сидела по-турецки в мягкой кровати. — Еще важно, кто из нее выйдет б-б-бедным, а кто богатым.

Рене одарил ее одобрительной улыбкой, на которую она и рассчитывала. Маргарита должна постепенно отходить от облика наивной провинциалки. Она уже не захлебывалась шампанским, но обрела налет изысканности и научилась ценить красивую жизнь, с которой ее так охотно знакомили. В постели она была податливой и страстной, а также во всем усердно подражала циничности Рене, чем вызывала его улыбку. Образ Маргариты получал точно просчитанные изменения, и Борделон, похоже, был доволен своим творением.

— Не понимаю, что п-п-плохого в том, чтоб процветать в военное время, — с некоторым вызовом сказала Эва, словно оправдывая позицию своего любовника. — Кому хочется г-голодать или ходить в лохмотьях?

На каждый бокал Рене положил серебряную решетчатую ложечку с кубиком сахара.

— Ты умна, Маргарита. А вот немцы — полные дурни, если считают, что для шпионажа женщинам не хватит мозгов и хитрости.

Эва увела разговор от темы ее ума:

— Говорят, казнь Кэвелл взбесила англичан?

— Может, и взбесила. — Рене капнул холодной воды на сахар, и тот медленно истаял в абсент. — Но больше, я думаю, обрадовала.

— Почему? — Эва приняла бокал.

«Зеленая фея» не вызывала у нее галлюцинаций или безудержной болтливости (Рене сказал, все это выдумки французских виноделов, боявшихся разорения), но все равно абсент она пила осторожно.

— Знала бы ты, милая, какие потери несут англичане. Каждый месяц в окопах гибнет масса солдат… Эта расчудесная война тянется второй год, народ устал от крови. Но вот немцы казнят англичанку хорошего рода и безупречной репутации (кто еще благопристойнее сестры милосердия?), и тотчас следует всплеск патриотизма. — Пригубив бокал, Рене забрался под простыню.

— Значит, они расстреляют и вторую шпионку, пойманную в Брюсселе? — рискнула спросить Эва.

— Нет, если им достанет ума. Зачем давать пищу желтой прессе? Разве что женщина та молода и красива. — Сквозь бокал с изумрудной жидкостью Рене задумчиво смотрел на лампу. — Вот тогда англичанам было бы выгодно, чтоб ее расстреляли. Хорошенькая мученица — это еще лучше немолодой Кэвелл. Ничто так не распаляет общество, как смерть юной прекрасной девы. Допивай и иди ко мне… Ты еще не пробовала опий, нет? Надо как-нибудь тебя угостить. Соитие в опийном дурмане наделяет провидением…

Но призрак Эдит Кэвелл еще не попрощался окончательно. Когда ночью Эва вернулась домой, Лили сидела за шатким столом, под глазами ее были заметны темные окружья.

— Любопытные новости от дяди Эдварда, маргаритка.

— Нас отзывают? — После абсента у Эвы слегка кружилась голова. Слава богу, удалось отсрочить пробу опия. Она боялась всего, что могло развязать ей язык. — Приказано покинуть Лилль? — От надежды, что вдруг настал долгожданный момент, голова закружилась сильнее.

— Нет. — Лили замолчала. У Эвы упало сердце. — И в то же время — не исключено.

— Говори яснее. — Эва раздраженно расстегивала пальто.

— Антуан доставил сообщение от дяди Эдварда. Нас хотели отозвать, но усатый начальник (Лили имела в виду солдафона сплетника майора Аллентона) высказался за продолжение работы.

— Несмотря на то что немцы, взяв одного агента, попытаются ликвидировать всю сеть?

— Даже так. — Лили достала окурок, завернутый в носовой платок, и поискала спички. — Усач считает, что риск оправдан нашим отличным местоположением. Нам приказано, соблюдая осторожность, работать дальше. Хотя бы еще некоторое время.

— Очень рискованно. — Эва покачала головой.

Более того — опрометчиво. Однако, не рискуя, войну не выиграть, а солдаты не вправе избегать опасности. Согласившись на эту работу, она позволила государству распоряжаться ее жизнью. Что толку плакаться — мол, она мечтала избавиться от Рене?

Эва села на кровать и потерла глаза, в которые будто насыпали песка.

— Значит, работаем дальше, — с легкой горечью сказала она.

Лили затянулась окурком.

— Может, и нет.

— Хватит загадок, Лили.

— Дядя Эдвард не выступит против начальства открыто, но у него есть способы выразить свое мнение. Ясно, что он категорически против решения оставить нас в Лилле. Не впрямую он дает понять, что продолжение операции считает крайне опасным. Велика угроза того, что Виолетту казнят, а нас арестуют, и мы разделим ее судьбу.