Сеть Алисы

Я видела прыжок той женщины, объятой ужасом и все равно изящной. Видела ее белое платье, испачканное травой и кровью, видела, как она подхватила ребенка и метнулась к спасительным зарослям…

— Немцы начали стрелять. Мы бросились наземь.

Я видела земляные фонтанчики, взрытые пулями, каменную крошку от посеченных ими стен, чуяла пороховую гарь. Видела светлые волосы, измазанные кровью.

— В меня угодили пять пуль, но я смогла уползти. — Мадам Руффанш осторожно вложила фотографию в мои дрожащие руки. — А прекрасную Розу и маленькую Шарлотту убили.

Я закрыла глаза и услыхала шорох летнего платья, полощущегося под теплым ветерком. Роза стояла рядом. Поверни я голову, увидала бы ее белую одежду в потеках крови. И страшные раны от пуль. Я представила, как в смертельной агонии она сучит ногами, пытаясь бежать, чтобы спасти свою малышку. Девочку, которую я никогда не видела, которая уже не будет старшей сестрой моему ребенку. Девочку по имени Шарлотта.

Я слышала дыхание Розы. Нет, она не дышала. Уж три года как ее не было на свете. Она умерла, и все мои надежды оказались напрасны.

Глава двадцать четвертая Эва

Октябрь 1915

Она погибла под градом пуль. Народ жадно читал контрабандные газеты, смаковавшие жуткие подробности. В Бельгии расстреляли английскую шпионку — медсестру Красного Креста, мгновенно ставшую знаменитостью, героиней и мученицей. Имя ее звучало повсюду.

Эдит Кэвелл.

Не Виолетта Ламерон. Эдит Кэвелл погибла, но Виолетта, по сведениям агентов шпионской сети, пока что была жива.

— Они с Виолеттой похожи, — сказала Эва, тайком прочитав запрещенную газету. Кэвелл арестовали в августе, но жестокая казнь свершилась только сейчас. — У них одинаковый взгляд.

Газеты романтизировали образ Эдит Кэвелл: на рисунках она изящно оседала под винтовочным залпом, отретушированные фотографии представляли ее женственно хрупкой. Но взгляд ее, — думала Эва, — отражает железную волю. Переправить в Голландию две сотни раненых солдат — задача не для хрупкой дамочки. В глазах ее была твердая решимость, какая читалась в глазах Виолетты, Лили и самой Эвы. Кэвелл — еще один цветок зла.

— Все к лучшему. Не хочу показаться циничной, но смерть Кэвелл нам на руку, — сказала Лили, расхаживая по комнате. После ареста Виолетты она залегла на дно и уже две недели скрывалась у Эвы. Безделье давалось ей тяжело: Лили металась, точно тигрица в клетке. — За эту казнь немцев так проклинают, что они не решатся расстрелять еще одну женщину.

А как они поступят? — в страхе думала Эва. Обычно немцы не пытали заключенных, даже шпионов. Их допрашивали, избивали, сажали в карцер, над ними висела угроза казни. Однако все агенты знали: их могут расстрелять, но перед тем не станут выдирать ногти.

А вдруг для Виолетты сделают исключение?

Она не поделилась своим страхом с Лили, которая и без того не находила себе места. Эва тоже мучилась, вспоминая руки Виолетты, согревающие металлический крючок. Если б не она, плод от семени Рене сейчас поспевал бы. Либо Эва уже была бы покойницей, сдуру попытавшись самостоятельно его вытравить. Она в неоплатном долгу перед Виолеттой.

— Ее будут допрашивать. — Ссутулившись, Лили туда-сюда моталась по комнате. — Антуан сказал, против нее никаких улик. При ней не было шифровок. Ее выдал арестованный в Брюсселе агент, но он знал только ее имя. Даже если гансы найдут какую-нибудь зацепку, ничего существенного им не выудить.

Эва представила немца-следователя за колченогим столом и напротив него Виолетту: она чуть наклонила голову, за бликами очков скрывая глаза. Нет, так просто ее не расколоть. Пока дело не дойдет до пыток.

— Мне осточертело сидеть сложа руки, — ярилась Лили. — Наверняка уже скопились донесения. Но больше никаких потерь. — В голосе ее слышалось ожесточение. — Я скорее сама встану к стенке, чем потеряю еще хоть одного человека.

— Не валяй дурака. — Эва поймала себя на том, что в отсутствие Виолетты перенимает ее функции по обузданию взбалмошной начальницы. — Может, я что-нибудь разузнаю в «Лете».

Возможно, теперь маяться уже недолго, — мелькнула мысль. После провала агента их могли отозвать из Лилля, что было бы вполне логично. Только сейчас не время мечтать о том, чтоб навеки распрощаться с Борделоном. Пока ты здесь, должна работать.

Однако в море ресторанной болтовни Виолетту не поминали. Всю неделю разговоры шли только о казни Кэвелл. Одни офицеры сидели мрачные, другие хорохорились, накачиваясь шнапсом.

— Баба эта — шпионка! — горячился гауптман. — И что, будем распускать нюни, если подлый шпион оказался женского пола?

— Нынче уж не то, что раньше, — сетовал оберст. — Шпионы в юбках…

— Расстрелять женщину — позор для фатерлянда. Так войны не ведут…

— Шпионаж — дело малопочтенное. Наверняка шпионы есть и здесь, в этом богом проклятом месте. Говорят, дней десять назад в Брюсселе поймали еще одну шпионку…