Сеть Алисы

— Сейчас ночь. Может, вместо размышлений лучше поспать?

— Я даже не пыталась. Кошмары караулят. Дождусь рассвета.

Бух. Бух.

— Тогда, если можно, стучите потише. — Я зевнула и развернулась к двери. Меня нагнал голос Эвы:

— Не уходи. Нужны твои руки.

Я глянула через плечо:

— Для чего?

— Ты умеешь разбирать пистолет?

— Нет, в колледже этому не обучают.

— Я думала, все американцы помешаны на оружии. Давай научу.

Через минуту я неумело разбирала «люгер», сидя по-турецки перед Эвой, которая называла его части:

— Ствол… щечка рукоятки… ударник…

— Зачем мне это? — спросила я и ойкнула, получив удар по пальцам, когда попыталась вставить затвор не той стороной.

— Разборка оружия всегда помогала мне думать. Сейчас мои руки на это не годятся, поэтому я одолжила твои. Достань масленку из моей сумки.

На холстине я разложила части пистолета.

— О чем вы думаете?

Глаза Эвы мерцали, но не от виски, хотя стакан с обычной порцией янтарной жидкости она пристроила на колено.

— О Рене дю Маласси. Вернее, о Рене Борделоне. О том, куда он делся.

— То есть вы полагаете, он жив.

А ведь прежде она это отрицала напрочь.

— Сейчас ему стукнуло семьдесят два, — проговорила Эва. — Да, я думаю, он жив.

Гримаса ненависти к нему и одновременно отвращения к себе исказила ее лицо. Редкий случай, когда Эва не смогла скрыть свои чувства. Она вдруг показалась такой хрупкой, что сердце мое сжалось от странного желания ее защитить.

— Почему вы решили, что дю Маласси и Борделон — одно и то же лицо? — осторожно спросила я.

Эва чуть усмехнулась.

— Огюст Пуле-Маласси — издатель, выпустивший «Цветы зла» Бодлера.

— Я уже начинаю ненавидеть этого поэта. Хотя не читала его вообще. (Мне это было ни к чему.)

— Тебе повезло, — проскрипела Эва. — А мне вот пришлось выслушать от корки до корки весь сборник в исполнении Рене.

Держа ствол «люгера» в одной руке и промасленную тряпицу — в другой, я помолчала, а затем спросила:

— Значит, вы с ним были…

Эва шевельнула бровью.

— Ты потрясена?

— Нет, я тоже не святая.

Я огладила живот. В последние дни Маленькая Неурядица вела себя лучше: она по-прежнему забирала мою энергию, но утренняя тошнота почти прекратилась, а главное, смолк противный голосок.

— Рене привез меня в эту гостиницу. — Эва обвела взглядом комнату, словно силясь что-то рассмотреть. — Номер был, конечно, другой. Этакая каморка ему не годилась. Он снял лучшие апартаменты на четвертом этаже: большие окна, синие бархатные гардины, огромная кровать…

Я не стала спрашивать, что происходило на той кровати. Видимо, у Эвы была веская причина всю ночь не смыкать глаз, опасаясь кошмаров.

— Так, это у нас что? — Я перебирала части пистолета, под руководством Эвы смазанные ружейным маслом. — Значит, когда пришлось бежать из Лилля, Рене Борделон превратился в Рене дю Маласси. Потом и в Лиможе запахло жареным, и он снова скрылся. Как же ему это удавалось, если многих предателей переловили?

Я вспомнила газетные снимки, на которых коллаборационистов, мужчин и женщин, подвергали унижению, а то и обходились с ними круче. Та старуха не зря помянула фонарные столбы.

— Он был совсем не дурак. — Эва отставила масленку. — Он угождал власть имущим, однако помнил, что они могут потерпеть поражение. У него всегда имелось место, куда можно сбежать, прихватив свои деньги, и под новым именем все начать заново. Лилль, потом Лимож. — Эва смолкла, задумавшись. — Наверное, он уже планировал побег, когда в пятнадцатом году привез меня сюда. Я об этом не догадывалась, ведь он сказал, что присматривает место для второго ресторана. Я думала, он хочет расширить дело. Видимо, Рене о том и не помышлял, но подыскивал место для новой жизни, если вдруг возникнет такая необходимость. И она возникла.

— Хм. — Я вся перепачкалась в смазке, но процесс меня увлек. Наверное, я бы вряд ли прогуливала уроки домоводства, если б на них вместо выпечки бисквитов учили разбирать оружие. — Знаете, Рене Борделон и Рене дю Маласси отличаются не только именем.

— Чем же еще?

— Готовностью нажать спусковой крючок. — Я глянула на эту деталь пистолета, в разобранном виде совсем не страшного. — По вашим рассказам, Борделон брезговал грязной работой. Поймав на воровстве вашего предшественника, он подвел его под расстрел, который исполнили немцы. А вот дю Маласси не замешкался собственноручно спустить курок.

— Перейти эту грань неп-просто, — согласилась Эва.

Похоже, она знала, о чем говорит.

— Почему же он так изменился? Что превратило его из эстета барышника… — Я припомнила, как выразилась старуха. — …в элегантного убийцу?

Эва криво усмехнулась.

— Полагаю, я.

В уравнении возникла неизвестная величина, но расспросить о ней я не успела — жестом приказав собрать пистолет, Эва замкнулась. Я сменила тактику:

— Как же вы его разыщете? Наверняка у него опять другое имя. — Я закрепила ствол. — Куда он мог смыться из Лиможа?

Меня до мурашек будоражила мысль, что речь не просто о жадном до наживы старом враге, но об убийце.