Сеть Алисы

— Скажите правду, мадмуазель Ле Франсуа, откуда вы родом?

Эва обомлела. Внешне это никак не проявилось: она сдернула шляпку и, руками в перчатках прижав ее к груди, изобразила искреннее недоумение — реакцию простушки, хорошо ею освоенную. Но внутри всего за один сердечный такт она рухнула с сияющих высот в ледяную бездну.

— Простите, мсье?

Борделон встал и направился к лестнице, что вела в его апартаменты.

— Ступайте за мной.

Вновь неприличие комнаты, где плотно задернутые шторы не впускали мрачность военного времени, где керосиновые лампы, расточительно зажженные днем, были пощечиной всем, затянувшим пояса. Эва встала возле мягкого кожаного кресла, в котором неделю назад успешно прошла собеседование, и затаилась, точно зверек, в кустах пережидающий проход охотника. Что ему известно? Что смог разузнать?

Да ничего он не знает. Как и сама Маргарита Ле Франсуа.

Борделон опустился в кресло и, сложив длинные пальцы домиком, уставил немигающий взгляд на Эву, сохранявшую недоуменное выражение.

— Я д-допустила ошибку в работе, м-мсье? — наконец спросила она, когда стало ясно, что хозяин не нарушит молчание первым.

— Напротив, вы справляетесь отлично. Все понимаете с первого раза, обладаете природной грацией. А вот вторая девушка — увалень. Я решил ее заменить.

Тогда почему он вызвал меня? — подумала Эва, огорчившись за широкозадую Амели с двумя детьми.

— Вы устраиваете меня всем, кроме одного. — Борделон еще ни разу не мигнул. — По-моему, вы солгали о месте своего рождения.

Нет, он не мог прознать, что я наполовину англичанка, — подумала Эва. — Мой французский безупречен.

— Так откуда вы родом?

Он знает.

Ни черта он не знает.

— Из Рубе. Это записано в моем паспорте. — Эва полезла в сумочку, обрадовавшись возможности пошевелиться и отвести взгляд.

— Я знаю, что там записано: Маргарита Дюваль Ле Франсуа, уроженка Рубе. — Борделон даже не взглянул на паспорт. — Но ведь это не так.

— Так, мсье. — Она контролировала свое лицо.

— Ложь.

Эву качнуло. Уже давно никто не ловил ее на лжи. Видимо, Борделон подметил ее скрытое изумление; он холодно улыбнулся:

— Я же говорил, что вмиг распознаю ложь. Вам интересно, как я догадался? У вас выговор жителя иной области — Лотарингии, если не ошибаюсь. Я частенько бывал в тех краях — закупал вина для своих подвалов — и тамошний диалект знаю не хуже местных сортов винограда. Так почему в документах сказано, что вы из Рубе, когда ваши гласные говорят о Томблене?

Ну и слух у него! Томблен стоял на противоположном берегу от Нанси, в котором выросла Эва. Она замешкалась, а в голове у нее прозвучал тихий, спокойный голос с шотландским налетом: Если приходится врать, лучше всего сдобрить ложь максимально возможной правдой. Однажды это сказал капитан Кэмерон, когда на безлюдной косе они стреляли по бутылкам.

Рене Борделон ждал правды.

— Нанси, вот г-г-г-г…

— Где вы родились?

— Да, м-м-м-м…

Борделон прервал ее нетерпеливым жестом:

— А зачем солгали?

Эва надеялась, что полуправда будет убедительной, ибо ничего другого не придумалось.

— Нанси неподалеку от Г-г-германии, — поспешно сказала она, изображая растерянность. — Во Франции нас считают предателями, стакнувшимися с немцами. Я понимала, что в Лилле все меня возненавидят, работы я не н-найду и буду голодать. Потому и с-с-солгала.

— Где вы достали фальшивые документы?

— Они не фальшивые. Я заплатила п-п-паспортисту, и он вписал другой город. Пожалел меня.

Хозяин откинулся в кресле, подушечками пальцев постукивая друг о друга.

— Расскажите о Нанси.

Эва порадовалась, что не стала выдумывать другой город. Нанси она знала прекрасно и могла рассказать о нем несравнимо больше того, что заучила о Рубе. Эва начала перечислять улицы, церкви, достопримечательности, знакомые с детства. Щеки ее горели, она ужасно заикалась, но тихим голосом вела рассказ, наивно распахнув глаза.

Видимо, получилось достоверно, ибо ее оборвали на полуслове:

— Ясно, что город вы знаете хорошо.

Не успела Эва перевести дух, как Борделон, склонив набок приплюснутую голову, продолжил допрос:

— Близость города к германской границе способствует большому числу смешанных браков. Скажите, мадмуазель, вы владеете немецким? Солжете опять, и я вас вышвырну немедленно.

И вновь Эва заледенела до самых пят. Борделон даже слышать не хотел об официантке, владеющей немецким. Образ «Леты» как оазиса конфиденциальности гарантировал ему высокие доходы от немецких клиентов. Сейчас взгляд его, острый, точно скальпель, ловил малейшие изменения в лице собеседницы.

Соври, — приказала себе Эва. — Выдай лучшую в своей жизни ложь.

Она ответила Борделону прямым бесхитростным взглядом и, ни разу не заикнувшись, проговорила: