Сеть Алисы

Эва выпустила струю дыма. На улице гуднула припозднившаяся машина.

— В кафе вы сказали, что у меня кишка тонка. — Я чувствовала, как колотится мое сердце. — Может, и так. В моем возрасте вы зарабатывали военные награды, я же не совершила ничего и близко похожего. Но мне достанет отваги не возвращаться побитой собакой домой. И хватит духу выслушать вашу повесть, пусть даже очень страшную. — Я села напротив Эвы, во взгляде ее стояли боль и ярость. — Рассказывайте. Дайте мне повод остаться.

— Тебе нужен повод? — Эва перекинула мне сигареты. — Отмщение.

Я чуть не выронила пачку.

— За кого?

— За Лили, — глухо проскрежетала Эва, голос ее полнился яростью. — И за то, что случилось со мной.

Уже светало, когда она досказала свою историю.

Глава тридцатая Эва

Октябрь 1915

Не имело значения, что она скажет или не скажет. Можно сыпать оскорблениями, или держаться корректно, или мертво молчать — все равно Борделон вскинет руку с бюстом и размозжит ей очередной сустав. Корчась от боли, Эва глянула на свои пальцы и посчитала.

На обеих руках двадцать восемь суставов.

Пока Борделон раскрошил девять.

— Я сдам тебя немцам. — Металлический голос был ровен, хоть в нем и слышалась сдерживаемая ярость. — Но сначала поговорю с тобой сам. И ты мне все расскажешь.

Они сидели друг против друга; Борделон барабанил пальцами по макушке мраморного Бодлера, уже не белоснежного, но забрызганного кровью. Поначалу Рене был неловок, его корежило от хруста переломанных костей. Но вскоре он приноровился, и только вид крови заставлял его морщиться. Роль палача тебе внове, как мне — роль пыточной жертвы, — подумала Эва. Она не представляла, сколько это продолжается. Время растянулось, его отсчитывала пульсация боли в изуродованных пальцах. Мерцал камин; разделенные журнальным столиком, Эва и Борделон сидели в кожаных креслах, словно затеяли обычную партию в шахматы, перед тем как отправиться в постель. Только теперь руки Эвы были привязаны к столешнице шелковым шнуром от халата Рене. Привязаны накрепко, не вырвешься.

Да она и не пыталась. Сбежать было невозможно. Оставалось хранить молчание и не выказывать страх. Эва сидела прямо, хоть ужасно хотелось упасть головой на руки и завопить благим матом. Она даже сумела улыбнуться. Борделон никогда не узнает, чего ей стоила эта улыбка.

— Может, сыграем в шахматы? — сказала Эва. — Ты обучал глупую Маргариту, но вообще-то я играю недурно. Хорошо бы сразиться по-настоящему, а не поддаваться тебе нарочно, в угоду твоему величию.

Лицо Борделона закаменело. Эва едва успела приготовиться к очередному удару, завершившемуся уже знакомым хрустом костей.

Рене усмехнулся, когда сквозь стиснутые зубы она простонала. Сперва Эва решила, что не издаст ни звука, но не выдержала на пятом ударе. Сейчас был десятый. Она не могла притворяться, что ей не больно. И боялась посмотреть на свою руку. Краем глаза она видела, что кисть превратилась в нелепо вздувшееся кровавое месиво. Пока что досталось только правой руке, левая, сжатая в кулак, оставалась нетронутой.

— Кто эта женщина, с которой тебя арестовали? — Голос Борделона подрагивал. — Конечно, она не главарь сети, но может его знать.

Про себя Эва улыбнулась. Борделон и немцы недооценивали Лили. Как и всякую женщину.

— Ее зовут Алиса Дюбуа. Она — никто.

— Не верю.

Борделон не верил ни единому слову. Когда он расправился с третьим суставом, Эва попыталась всучить ему ложную информацию, надеясь этим его остановить. Но Борделон не прекратил истязание, даже когда она якобы заговорила. Хоть новичок в пытках, ремесло палача он постиг быстро.

— Как ее настоящее имя? Говори!

— Зачем? — выдавила Эва. — Ты ничему не веришь. Сдай меня немцам, пусть допросят они.

Сейчас она уже хотела оказаться в немецком застенке. Там ее могут избить, но гансы не питают к ней личной ненависти, как обманутый Борделон. Сдай меня, — мысленно взмолилась Эва.

— Сдам, но сначала вытрясу из тебя информацию. — Рене как будто читал ее мысли. — Раз уж немцы узнают, что моя любовница — шпионка, я должен чем-нибудь откупиться. Можно проще — пристрелить тебя, чтоб не навлекать на себя никаких подозрений. (Пауза.) Вряд ли кто-то станет искать пропавшую официантку.

— Не выйдет. Ты не справишься.

Конечно, он мог ее убить, но Эва пыталась посеять в нем сомнения. Об этом она думала, едва Борделон нацелил на нее пистолет.

— Думаешь, я безропотно позволю отвести меня на какой-нибудь пустырь, где и сгниет мой труп? Нет, я буду орать и сопротивляться. Кто-нибудь нас непременно увидит.

— Можно прикончить тебя и здесь…

— А куда ты денешь тело? Пусть немцы к тебе благоволят, но прибирать за тобой не станут. Как ты незаметно вынесешь труп из ресторана? Это город шпионов — немецких, французских, английских. Все всё видят. Ничего у тебя не выйдет.