Сеть Алисы

Вероятно, в этой теплой роскошной комнате она и умрет. Однако перед тем скажет, как лихо облапошила ее хозяина. Пусть это глупо, по-детски, но удержу ей нет.

— Меня зовут Эва, — выговорила она, слова скользили, точно шелк. — Я — Эва, а не дурацкая Маргарита. Да, я шпионка.

Борделон застыл. Эва перешла на немецкий:

— Знай, трусливый барыга, я свободно говорю по-немецки и все это время слушала разговоры твоих драгоценных клиентов.

В глазах Борделона отразились ужас, неверие, злость. Эва опять усмехнулась и закончила по-французски:

— Я не вымолвлю ни слова о своей работе, о моих товарищах и о женщине, вместе с которой меня арестовали. Но вот что я скажу, Рене Борделон. Ты наивный дурак. И паршивый любовник. А я ненавижу Бодлера.

Глава двадцать девятая Чарли

Май 1947

— Ступай в гостиницу, Чарли. Тебе надо поспать. — В полутьме Финн застегивал рубашку, избегая моего взгляда. Все мое существо еще жило тем, что только что произошло, а я думала, как сказать, что так хорошо мне никогда и ни с кем не было. Но Финн, поняла я, опять укрылся за непробиваемой стеной. — Иди в кровать, голубушка.

— Я не оставлю тебя наедине с твоими мыслями, — тихо сказала я.

Отныне я не допущу, чтоб дорогой мне человек в одиночку сражался со своими демонами.

— Все нормально. Я загляну в кафе. Перед кое-кем надо извиниться.

Похоже, он и вправду приходил в себя. Я кивнула. Мы выбрались из машины и посмотрели друг на друга. Казалось, Финн хочет что-то сказать, но взгляд его упал на мою разбитую губу, и он только поморщился.

— Спокойной ночи.

— Спокойной ночи.

И вот одна в неуютном гостиничном номере я лежала в постели, но не могла уснуть. Сквозь жалюзи проникали желтоватый свет фонарей и приглушенный шум редких машин. Я поглаживала свой живот. С тех пор как я решила не ехать в Веве, Маленькая Неурядица присмирела. Наверное, решила, что теперь можно успокоиться и расти себе расти, пока не придет время выбираться на свет божий. И вот тогда-то она поймет, что свет этот холоден, а матушка весьма слабо представляет, как обустроить ей хорошую жизнь. Ведь до поездки в Орадур я жила фантазией, сочинив уравнение, в котором Чарли плюс Роза чудодейственно равнялось счастливому будущему.

Однако ниточка надежды печально оборвалась.

— Прости, малышка, — ласково сказала я животу. — Мамочка твоя точно так же беспомощна, как и ты.

Не знаю, почему, но я была уверена, что родится девочка. Малышка Роза, подумала я, и вот так она получила имя. Ну да. Еще одна Роза. Моя собственная.

Церковный колокол отбил полночь. У меня подвело живот — окрещенная Маленькая Неурядица жаловалась, что ее не покормили ужином. Удивительно, как даже в горе и шоке организм упрямо требует своего.

— Кое-чем ты уже отметилась, Розанчик, — сказала я. — Тебя еще нет, а я уже в два раза чаще бегаю в туалет.

Натянув свитер, я наведалась в уборную, а затем прошлась по коридору. Под дверью Финна было темно. Хотелось надеяться, что он принес извинения и теперь безмятежно спит. Интересно, он сожалеет о том, что произошло на заднем сиденье машины? Я вот — ничуть. На цыпочках я перешла к двери Эвы, под которой виднелась полоска света. Значит, не спит. Без стука я вошла в номер.

Подтянув к груди длинные босые ноги, Эва сидела на подоконнике и смотрела на темную улицу. В сумраке, скрывавшем ее лицо, она читалась стройным силуэтом без возраста. Если бы не изуродованные руки, ее можно было принять за ту девушку, что в 1915-м отправилась в Лилль… Опять эти руки. С них-то все и началось. Я вспомнила, как меня замутило, когда я впервые их увидела той лондонской ночью.

— Тебя не учили стучаться, америкашка? — Кончик Эвиной сигареты вспыхнул, откликаясь на глубокую затяжку.

Сложив руки на груди, я сказала, словно продолжая наш давешний разговор:

— Понимаете, я не знаю, как быть дальше. — Эва наконец-то посмотрела на меня и вскинула бровь. — У меня был план, четкий, как простая геометрическая задача. Найти Розу, родить ребенка, приспособиться к новой жизни. Теперь плана нет. Но я не готова вернуться домой, где опять начнутся споры с матерью о том, как мне следует жить. Я не хочу сидеть на диване и вязать пинетки.

И самое главное, я не хотела разрушить наше трио, возникшее в синей машине. Исстрадавшаяся часть меня предлагала собрать манатки и рвануть домой, не дожидаясь, чтобы утром Финн дал мне от ворот поворот. Но другая моя часть, маленькая и невероятно требовательная, совсем как Розанчик, хотела продержаться до конца, каким бы он ни был. Кто знает, что свело нас троих вместе и как так вышло, что все мы гонялись за разновидностями одного и того же — наследием женщин, погибших в войнах. Теперь у меня не было пункта назначения и цели, но дорога уходила вдаль, и я не хотела прекращать путешествие.

— Я поняла, мне нужно какое-то время, чтоб сообразить, как быть дальше. — Я ощупью пробиралась сквозь чащобу мыслей и слов, но Эва сидела неподвижно, как истукан. Я посмотрела на ее руки и глубоко вдохнула. — А еще я хочу услышать конец вашей истории.