Сеть Алисы

— Надо было размозжить башку этому говнюку.

— И ты снова очутился бы в тюрьме.

— Туда мне и дорога. — Финн сгорбился, обхватив руками голову. — Я тебя ударил, Чарли.

Я потрогала губу, кровь уже не шла.

— Ты же не видел, кто тебя схватил. А разглядев меня, хотел остановиться…

— И все равно ударил. — Взгляд его полнился виной и злостью. — Ты не дала мне его убить, а я тебе вмазал. Зачем ты здесь, Чарли? Сидишь рядом с такой сволочью.

— Ты не сволочь, Финн. Ты в раздрызге, но вовсе не сволочь.

— Да что ты знаешь…

— Я знаю, что мой брат не был сволочью, хотя молотил кулаками в стену, орал матом и боялся толпы! Он надломился. Как ты. Как Эва. Как я, когда забила на учебу и либо рыдала в кровати, либо трахалась с противными мне парнями. — Я не сводила глаз с Финна, стараясь, чтобы он меня понял. — Но ведь то, что сломано, можно поправить.

Я очень хотела ему помочь. Залечить его раны, чего не сумела сделать для Джеймса. И для родителей, безумно по нему горевавших.

— Тебе здесь не место, — прохрипел Финн. Плечи его напряглись. — Поезжай домой. Роди чадо и живи своей жизнью. Ничего хорошего не выйдет, если будешь болтаться с калеками вроде Гардинер и меня.

— Никуда я не поеду.

Я потянулась к его руке. Финн ее убрал.

— Не надо.

— Почему?

Прошлой ночью мы сидели плечом к плечу и пили виски, потом я положила голову ему на колени, он перебирал мои волосы, и в том не было никакой неловкости. А сейчас он весь ощетинился, между нами возникло осязаемое напряжение.

— Вали из машины, Чарли.

— Почему? — повторила я.

Черта лысого я отступлю.

— Потому что в моем состоянии можно только пить, махать кулаками и трахаться. — Глядя перед собой, Финн говорил ровно и зло. — Первым я занимался вчера, вторым — двадцать минут назад. И сейчас мне хочется одного — сорвать с тебя это черное платье. — Он ожег меня взглядом. — Так что уходи подобру-поздорову.

Если уйти, он так и просидит здесь всю ночь, снедаемый виной, злостью и воспоминанием о мертвой цыганочке.

— Как ни крути, она умерла, а ты — живой, — повторила я Эвины слова. — Мы оба живые.

Я притянула его к себе, запустив пальцы ему в волосы.

Губы наши соединились намертво и не разомкнулись, даже когда Финн меня приподнял и верхом усадил себе на колени. Щеки наши были мокры от слез. Финн сдернул бретельки платья с моих плеч, я так рванула его рубашку, что брызнули пуговицы. Мы срывали друг с друга одежду, и нам было все равно, что кто-нибудь нас может увидеть через окно машины. На пути в Орадур наш поцелуй был невероятно нежен, а сейчас Финн буквально впился в нежную плоть меж моих грудей, щекоча меня ресницами. Я прижалась щекой к его волосам и стала расстегивать ремень его брюк. Финн меня обнял и замер, загнанно дыша.

— Господи, Чарли… — пробормотал он невнятно. — Я представлял себе это совсем по-другому.

Пусть не было роз, свечей и проникновенных мелодий. Но нам обоим было нужно то, что происходило здесь и сейчас. Еще одной ночи бесчувствия, боли и желания небытия я бы не выдержала. И я не дам пропасть Финну. Не отпущу его, как других, кого потеряла, не сумев помочь.

— Возьми меня… — прошептала я, едва переводя дух. — Возьми…

Я стянула платье, Финн сбросил рубашку и брюки на пол, и мы повалились на сиденье.

Раньше в такие моменты я всегда думала о чем-то постороннем. И уже перестала ждать каких-либо ощущений, кроме разочарования, что простейшее на свете уравнение — мужчина плюс женщина — в итоге вечно дает ноль. Но не в этот раз. Мельтешня рук и ног, скрип кожаного сиденья и тяжелое дыхание ничем не отличались от прежних моих опытов, но я была совсем другая. Я горела, таяла и содрогалась от желания. Трясло и Финна. Он лег сверху, губы его находили мои шею, уши, груди, словно он хотел поглотить меня всю. На секунду пальцы его так вцепились в мои волосы, что у меня искры посыпались из глаз. Я обняла его и, распахнув бедра, крепко-накрепко прижала к себе, точно стараясь с ним слиться воедино. Хотелось невозможного — чтобы наши разгоряченные тела были еще теснее друг к другу. Кажется, я кричала и царапала ему спину, отдаваясь бешеному ритму. Было жарко, потно, грубо — хорошо. По-живому. Когда нас обоих пробило финальной судорогой, я ощутила на своей щеке слезу.

Не знаю, кто из нас ее обронил. Это не важно. Главное, она не была каплей, упавшей из тучи горя.

Глава двадцать восьмая Эва

Октябрь 1915

Если уж арест неизбежен, самый подходящий для него день — воскресенье, когда закрыта даже декадентская «Лета». Отпрашиваться с работы не пришлось, вечером Эва вернулась в Лилль.

— Маленькая удача, — проговорила она вслух, выдохнув облачко пара.