Сестры зимнего леса

Едва не бегом направляюсь к шулу. Не хочется оставлять сестру надолго. Вернутся родители, а им доложат, что их младшенькая в шаббес шаталась по базару и болтала со всякими шкоцим?[43] А может, и не только болтала.

Стою перед дверью мужского молельного зала. Наконец из дверей валит толпа, в которой вижу Довида. Не кидаться же к нему? Жду, когда он сам меня заметит. Вот он поднимает голову, и наши глаза встречаются. Лицо Довида светлеет, от его широкой улыбки моё сердце ёкает. Я опускаю взгляд.

– Гут шаббес, Либа! Не ожидал тебя увидеть.

– Гут шаббес, – шепчу в ответ.

– Гут шаббес, – говорит и господин Майзельс, проходя мимо.

– Отец, я тебя догоню, хорошо? – спрашивает Довид.

– Только не задерживайся, – ворчит тот.

Довид оборачивается ко мне. Я же вспоминаю прошлую ночь и не могу отвести от него взгляда. Вспоминаю мягкие губы, крепкие руки, ясные глаза. Как вспыхнуло всё моё тело, стоило ему ко мне прикоснуться. Встряхиваю головой, отгоняя непрошеные мысли. Сосредоточься, Либа, приказываю себе. Не забывай, зачем пришла. Но увидев румянец на лице Довида, понимаю, что и у него мысли о том же.

– Пройдёмся? – предлагает он.

Мы сворачиваем в безлюдный проулок и вскоре оказываемся на задах домов. Довид опасливо озирается. Убедившись, что никого нет, берёт меня за руки. Ладони у него нежные и тёплые. Умом понимаю, что надо положить этому конец, что у нас впереди не счастье, а горе и разбитые сердца. Понимать понимаю, а вслух сказать не могу.

Открываю было рот, чтобы только не молчать, и тут Довид произносит:

– Ты уже слышала? Нашли тело Жени.

– Что?! – у меня перехватывает дыхание.

– В саду Фельдманов, на берегу реки. Люди говорят, её задрал медведь. Сегодня вечером я иду с другими на облаву. Вот поговорим с кахалом, потом провожу тебя до дому, а как только смогу – навещу.

– Женю задрал медведь? В Дубоссарах?

– Да, звучит дико, знаю. Никогда такого не бывало. Ты не бойся, я прослежу, чтобы лес вокруг вашей хаты хорошенько обыскали. Разберёмся, что там происходит, пока вы тоже не пострадали.

– Поверить не могу…

Неужели в лесу действительно бродят медведи? Настоящие медведи, не оборотни вроде меня?

Довид машинально проводит рукой по волосам, задевает кипу. Та падает. Он поднимает её с земли, целует и надевает вновь.

– Либа, я очень за тебя волнуюсь. Не желаю, чтобы с тобой приключилась беда. Знаю, говорить об этом рановато, я имею в виду, мы только вчера, хотя… – Он опять заливается краской. – На самом деле всё длится много дольше, я прав?

– Прав, – натянуто улыбаюсь.

– Прошу тебя, будь осторожна. Я знаю тебя с детства, однако вчера мне почудилось, будто мы встретились впервые. Все мои мысли только о тебе. Конечно, мы ещё не близки, и всё же… – Довид умолкает.

– Понимаю, о чём ты.

Его невысказанные слова эхом звучат в моём сердце. Когда мы рядом, кажется, что иначе и быть не может. Ему удаётся с лёгкостью меня рассмешить. Мне нравится, какой он сильный и уверенный, разве что сейчас смущён, но его смущение – только для меня, я одна могу видеть его таким, и это прекрасно. В моей жизни никогда не было секретов, была лишь единственная большая тайна, однако встречи с Довидом становятся моим первым секретом. Я не хочу им делиться ни с единой живой душой. Он мой, говорит мне сердце, только мой.

Рядом с Довидом я теряю рассудок. Прежде мне бы и в голову не пришло, что я посмею прикоснуться к мужчине до свадьбы. А потом родители уехали, оставив меня с тайной, изменившей всё напрочь. Прошлого не вернуть. Под дразнящим взглядом Довида я становлюсь смелой и немного глупею, но мне это даже нравится. По-моему, я заслуживаю глотка свободы. По крайней мере, до возвращения тяти. Потом жизнь вернётся в привычное русло и, видимо, – навсегда.

Довид смотрит мне в глаза так, словно читает мои мысли. И, прежде чем я успеваю произнести хоть слово, наклоняется и целует меня.

На сей раз я не кусаюсь, разве что самую чуточку.

46 Лайя