После школы я веду Принцессу и Руби гулять, просто чтобы уйти из дома. Они тянут изо всех сил – точнее, Руби тянет, Принцесса слишком величава для этого. Я позволяю им выбирать дорогу, просто иду и дышу, не думая, и смотрю на белые отметины на руке. Они все еще болят.
Я слишком поздно понимаю, куда меня ведут собаки.
Они втроем сидят на скамейке между китайской прачечной и магазином «Скоттмид». Собачий мальчик прислонился к фонарю немного поодаль и курит. Они смотрят на него с каким-то тихим благоговением. Принцесса и Руби тянут меня, чтобы посмотреть на них.
– Нельзя, – пытаюсь возразить я и дергаю поводок так, что у Руби глаза лезут из орбит, но мне не хватает сил. И все равно уже слишком поздно.
Самый большой из всех троих встает, отбрасывает фантик и лениво подходит ко мне. Белое рыхлое тело едва влезает в спортивный костюм. Из-за толстой шеи он похож на бульдога.
– Это кто тут у нас? – Он что-то жует, и рыхлые белые щеки трясутся.
На мгновение холодная тяжесть снова поселяется в кишечнике и мочевом пузыре.
– Я хочу поговорить с Собачьим мальчиком.
– Собачий мальчик разговаривает только с псами. Ты что, пес? – Он садится на корточки и все равно остается выше меня. На подбородке у него уродливый прыщ, похожий на маленький белый глаз. – Ну так полай тогда, а?
Он улыбается, и зубы у него испачканы шоколадом.
Я вдруг злюсь. Он ведь не призрачный пес, а просто толстый пацан.
– Руби, – шепотом говорю я, – голос!
Руби взрывается сердитым лаем. Правда, ее это очень радует, и она изо всех сил бьет хвостом. Но мальчик-бульдог этого, конечно, не понимает и почти падает на задницу. Принцесса тоже лает, коротко и деликатно, как будто кого-то отчитывает.
– Ну ты и псих, – кричит другой парень, скорчившийся на скамейке. Лицо его скрывает кепка. – Отвали от него, Чесотка.
Лицо мальчика-бульдога краснеет. Он сжимает кулаки, но не осмеливается пошевелиться или оторвать взгляд от собак.
– Хватит, – говорит Собачий мальчик и подходит к нам. Наклоняется и чешет Руби между ушами. Он улыбается: – Хорошо лаешь, хорошая девочка.
От него пахнет табачным дымом, но Руби, кажется, нет до этого дела. Затем он смотрит на меня, и я понимаю, что глаза у него – карие, с золотыми крапинками – вовсе не собачьи. Глаза у него волчьи.
– Совсем плохо, да? – Он смотрит на мою руку.
Я киваю.
– Всегда есть вожак. Главная собака. Ищи ее и с ней разбирайся. Если переглядишь пса, ты будешь главный. Вот как от них избавиться.
– Типа как у вампиров?
– Да, как у вампиров.
– А как мне найти вожака?
Принцесса виляет хвостом Собачьему мальчику, и он смотрит на нее странным, грустным взглядом.
– Они любят воду, как все дикие звери.
Я не хочу снова идти в прачечную, и это, должно быть, написано у меня на лице.
– Эй, – говорит Собачий мальчик, – я ведь знаю, каково это. Мне никто не говорил, как от них избавиться, а ты сможешь. Окей? – Он слегка сжимает мне руку, пальцы у него липкие и потные, но это явно дружеский жест. – Хороший мальчик.
Затем его глаза снова становятся волчьими. Он оборачивается и горбится.
– Парни! – коротко рявкает он. – А ну поднимайте задницы.
Он поднимает выломанный кусок брусчатки и швыряет прямо в окно «Скоттмида». Срабатывает сигнализация, и вся компания вскакивает и убегает, радостно крича.
Когда я прихожу домой, папа сидит на диване в гостиной. Спортивная сумка все еще валяется под ногами, воротник поло расстегнут, руки лежат на коленях.
– Привет, – говорит он. Я обнимаю его, и он неловко похлопывает меня по спине.
От папы пахнет, как всегда после спортзала, гелем для душа. За правым ухом виднеется клочок пены для бритья. Но от него пахнет чем-то еще, и довольно сильно, и лицо у него покраснело. Руби исполняет приветственный танец и гоняется за хвостом, а Принцесса приносит ему свою кость и кладет на колени. Он улыбается, но совсем чуть-чуть, как будто на мгновение приоткрывается дверь.
– Ты курил?
Я качаю головой.
– От тебя так пахнет, как будто ты три пачки в день высаживаешь.
– А ты бы больше сыном интересовался, – встревает мама. Она босиком, в пижамных штанах и футболке. Я уверен, что она сидела дома весь день, смотрела телик. Она выглядит бледной и сердитой.
Папа сглатывает, сжимает зубы. У него на руках растут черные волосы, и он становится немного похож на Собачьего мальчика. Или Волчьего?
– А мной никто не интересуется, – тихо говорит он.
В его голосе звучат какие-то нотки, от которых у меня снова болит запястье.
– Нет, – говорит мама. – На кухне что-то осталось.
Она не смотрит ему в глаза и уходит наверх. Папа встает так внезапно, что Руби и Принцесса оживляются и поднимают уши.
– Что смотришь? – говорит он. – Тебе что, ничего не задали?
Он пинком отбрасывает спортивную сумку и уходит на улицу.
Сидя на кухне в одиночестве, я съедаю кусок холодной пиццы и решаю, что призрачные псы должны убраться из этого дома.
Я долго лежу без сна, пока не убеждаюсь, что мама и папа заснули. Бодрствовать нетрудно. В звуках труб теперь слышится ритм, будто меня ждут.