Сервер и дракон

Он встает и скрещивает волосатые руки на груди, обтянутой майкой «Найк». Вокруг глаз у него противные темные круги, и он смотрит на меня пристально, как собака, которая чего-то хочет. У меня пересыхает в горле, но Принцесса и Руби все еще виляют хвостами, так что я не могу убежать в дом. Я встаю и иду к забору.

– Призрачные псы?

– Ну, типа, мертвые. Старые. – Он скребет нос и скалится. До меня доносится запах застарелого пота и земли, и у меня перехватывает дыхание.

– Ты того, поосторожнее. Они могут заставить тебя сделать какую-нибудь гадость.

Когда взрослые над тобой издеваются, это сразу видно. Они как будто ухмыляются, еле заметно. Но Собачий мальчик зверски серьезен, прямо как мистер Ганн, когда объясняет географию в школе.

– Ладно, – говорю я, делаю шаг назад и погружаю пальцы в мех Руби. Собачий мальчик просовывает волосатую руку через забор, и Руби нюхает ее, ухмыляясь по-собачьи. Хвост продолжает медленно вилять.

– Не стыдно бояться призрачных псов. – Собачий мальчик все еще смотрит на меня.

– Саймон! – вдруг кричит мама. – Что ты делаешь?

Она стоит у кухонной двери, хмурая и испуганная. Собачий мальчик тявкает Принцессе и Руби и начинает отступать.

– Похоже, у тебя неприятности.

– Опять ты! – кричит мама. – В следующий раз я звоню в полицию!

Собачий мальчик смотрит ей за спину и издает низкое рычание. Потом разворачивается и убегает вприпрыжку, шлепая грязными «найками» по асфальту.

– Саймон, иди сюда. Холодно уже. И не разговаривай с этим мальчиком, пожалуйста.

– Он сам. И вообще, он не со мной говорил, а с Руби. И с Принцессой.

– Ладно, уже ложиться пора. – Мама берет меня за плечо. – Скоро папа придет.

– А можно Руби будет спать в моей комнате?

– Думаю, да. – Она устало вздыхает и коротко обнимает меня.

У нее новые духи, третий раз за месяц, и пахнет она теперь странно, как загорелые леди в «Дженнерсе».

– Только папе не говори.

– Хорошо, – соглашаюсь я и захожу внутрь, в тишину.

В своей комнате я долго лежу без сна. Руби лежит рядом, дергает лапами и тявкает, ей снятся какие-то собачьи сны.

В принципе это логично. Раз собаки не попадают в рай, значит, они просто остаются здесь, когда умирают, и их должно становиться все больше и больше. Толпы. Везде. Я вспоминаю всех собак, которых видел в жизни. А если каждая из них становится призраком? И что будет есть такая куча собак-призраков? Я решаю, что есть они могут разве что друг друга.

Тогда некоторые из них будут становиться больше и сильнее, как в «Горце». Когда я думаю об этом, я весь становлюсь липкий, как в тот раз, когда я нашел в саду мертвую птицу, кишащую белыми червями.

Бульканье труб в новом доме похоже на собачье рычание, и я вдруг понимаю, что мне нужно пописать. А если в комнате сидит призрачный пес и только и ждет, пока я встану? Но дыхание Руби и собачий запах внушают мне ощущение безопасности. Она бы наверняка знала. Так что я встаю, осторожно, чтобы не разбудить ее. Если вставать по ночам, она думает, что уже утро, и просится на улицу играть.

Я решаю воспользоваться туалетом в прачечной, чтобы не ходить мимо спальни. Спускаюсь по узкой лестнице. Доски под толстым ковром скрипят, как резиновые игрушки Руби.

В прачечной жарко и пахнет бельем, которое мама повесила на сушилку под потолком. В углу гудит бойлер. Мама не любит, когда мы ходим сюда писать, говорит, что мы разносим микробов по всему дому, но с пустым мочевым пузырем призрачные псы уже не так страшны.

Я открываю кран, чтобы помыть руки, и что-то смыкается на моей правой кисти.

Это похоже на собачью хватку, холодные зубы впиваются в тело. Больно. Из раковины доносится сырой густой запах канализации. Я пытаюсь отдернуть руку.

Призрачные челюсти крепко сжимаются. Зубы скрежещут по костям запястья. Я кричу.

Сквозь боль я вижу мокрую черную собаку. Ее ярко-зеленые глаза смотрят на меня из зеркала.

Где-то далеко хлопает дверь. Потом загорается свет и появляется мама.

– Саймон, – говорит она, моргая на свету. В волосах у нее бигуди, и голова похожа на клумбу. – Что ты здесь делаешь?

Холодная боль из запястья перебирается куда-то под ложечку и выливается слезами.

– Да что с тобой не так? – Мама хватает меня за руку, прямо там, где были собачьи зубы. Суставы ее костлявой руки белеют под канарским загаром. – Ну что вот с тобой делать?

Я смотрю ей в глаза, вижу в них отблеск зелени и вдруг понимаю, куда делась собака-призрак. Она тащит меня по лестнице в мою комнату и почти бросает обратно в кровать.

– Выгони эту псину из комнаты, она грязная. Руби, вон! Немедленно!

Руби встает и трясет головой, хлопая ушами. Спускается по лестнице, поджав хвост. Мама захлопывает за собой дверь.

Я сворачиваюсь под одеялом, боль все еще пульсирует в запястье. Я пытаюсь найти место, нагретое Руби, но оно скоро остывает. В стенах булькают и лают трубы.

На следующий день в школе я чувствую себя очень усталым. Мел мистера Ганна царапает доску с таким звуком, как будто тявкает маленькая белая собачка.