Сергей Николаевич Булгаков

Обращаясь к Канту, мы должны обратить внимание на некоторые концептуальные трудности – если даже не стереотипы – и различия между «восточным» и «западным» понятием личности. Самые большие проблемы с определением личности касаются понятия личной автономии. По этому вопросу крайне важно оценить влияние философии Просвещения и романтизма на европейское мышление. Новые исследования истории идей продемонстрировали, как важно проводить различие между кантовским понятием автономии субъекта и романтическим понятием самобытной индивидуальности, одинокого гения[362]. Автономия субъекта в значении эпохи Просвещения – это не противоположность сообществу, но его моральное основание: моральная автономия – это то общее, что есть у всех субъектов. В противоположность этому самобытная индивидуальность в значении романтизма всегда восстает против любых формальных правил, ограничивающих его свободу: ее личная самостоятельность – это то, что отличает его от других. В связи с этими замечаниями можно утверждать, что Бердяев разработал романтическую концепцию личной свободы, пытаясь увеличить индивидуальную автономию в целях ее преодоления, в то время как Булгаков разработал концепцию человека в рамках идей Просвещения, пытаясь оправдать моральную автономию субъекта, ссылаясь на христианское учении о человеке как образе и подобии Божьем. Конечно, как заметила Екатерина Евтухова, Булгаков также «впитал поглощенность отношением человека к окружающему его миру от немецкого романтизма», и его «акцент на внутренний дух проследовал в русскую традицию концепциями органицизма и целостности»[363], но оригинальность его мышления состоит именно в попытке удержать автономию в кантовском смысле, в пределах «романтического», целостного понимания человека, что подразумевает определенное чувство ответственности в межличностных отношениях[364].

Кроме огромного влияния Канта, Бердяев и Булгаков восприняли замечания Людвига Фейербаха о том, что Бог был создан по образу и подобию человека. Для Фейербаха Бог был проекцией человеческих способностей в несуществующее трансцендентное. Бердяев и Булгаков согласились с открытием Фейербаха божественной сущности человека, но оспорили его вывод о несуществовании Бога. Напротив, по их мнению, открытие Фейербаха должно напомнить современным философам и теологам о старом христианском антропологическом утверждении, что человек был создан по образу и подобию Бога, и, следуя идеям Соловьева, они связали это открытие с концепцией Богочеловечества, которая гласит: Бог и человек не только состоят в иерархической связи Творца и тварного бытия, но в первую очередь в личных отношениях на общей почве. Эту общую основу Бердяев назвал бы «меонической свободой», в то время как Булгаков назвал бы ее «Софией». Кроме того, они пришли к выводу, что концепция человеческой личности связана со Святой Троицей. И здесь они тоже вдохновлялись идеями Фейербаха, так как по его словам, идея триединого понятия Бога была выражением социальной жизни человечества[365].

Существует важное различие восточного и западного мышления в отношении связи между Святой Троицей и концепцией личности. В то время как Августин на Западе провел аналогию между Святой Троицей и умственными способностями отдельного человека (память, интеллект, воля), восточные духовные мыслители подчеркивали образ и подобие соотношений между божественными и человеческими личностями. Можно утверждать, что Бердяев не использовал ни одно из этих понятий для собственного понятия Троицы и личности, в то время как Булгаков просто объединяет их. Поэтому концепция личности Булгакова и взаимодействия личностей представляет интересную попытку преодолеть некоторые концептуальные различия между восточной и западной мыслью о соотношении между человеком и обществом[366]. Во имя сообщества восточное мышление, например, в «Основах учения о достоинстве, свободе и правах человека Русской Православной Церкви» 2008 года, имеет тенденцию выявлять непримиримую оппозицию между либерализмом и традицией, секуляризмом и религией, правами личности и коллективными правами[367]. Это то, чего Бердяев и Булгаков хотели избежать, развивая две столь различные модели столкновения с современной культурой.

Потенциальность

«Меонология»