Сергей Николаевич Булгаков

Первым опытом софиологии Булгакова можно считать его книгу «Философия хозяйства. Часть 1. Мир как хозяйство» (1912). Хозяйство для Булгакова не только общественный и родовой процесс, но и процесс религиозный, в основе своей божественный (с чем категорически не согласится Бердяев, видящий в хозяйстве тяготящую необходимость, проявление падшего состояния человека), содержанием которого является восстановление утраченной связи между natura naturans и natura naturata, природой творящей и природой сотворенной. Написанная в значительной степени под влиянием кантианской методологии и языка, она ставит проблему трансцендентального субъекта хозяйства. Иными словами, задается вопрос – кто Хозяин и кто хозяйствует? Множество индивидуальных, независимых друг от друга человеческих сознаний и воль, действующих в истории метафорически, уподобляется зеркалу, разбитому на множество осколков, из которых каждый по-своему и самостоятельно отражает мир. Органическая связь между ними залегает глубже, чем родовое единство. «Историческое человечество, а в нем и каждая личность онтологически причастны Софии, и над дольним миром реет горняя София, просвечивая в нем как разум, как красота, как хозяйство и культура. Между миром как космосом и миром эмпирическим, между человечеством и Софией, существует живое общение, которое можно уподобить питанию растения из его корней»[721]. Хаокосмос, в который ввергнут мир, мыслится Булгаковым как последствие нарушения изначального единства Софии, смещения бытия со своего метафизического центра, метафизической децентрализованности. Происхождение этой децентрализованности объясняется в духе шеллинговской натурфилософии.

В «Свете Невечернем» (1917) учение о Софии как посреднике и умопостигаемой материи миротворения лежит в центре стратегии раскрытия христианского учения о сотворении мира и явленности Бога миру (теофании). Творение мира Богом мыслится как «самораздвоение Абсолютного, жертва Абсолютного ради относительного, которое становится для него “другим”, творческая жертва любви»[722]. Стремясь избежать пантеизма, Булгаков отрицает свойственную платонизму вечность материи и отказывается понимать «ничто» как потенциальную первосубстанцию творения. Оперируя различием греческих частиц, обозначающих отрицание (a, ouk, me), Булгаков дает следующую формулировку: «Мир создан из ничего в смысле укона, и потому первым, основным и существенным актом творения было облечение его меоном. Это превращение укона в меон есть создание общей материи тварности, этой Великой Матери всего природного мира»[723]. Это допущение является основополагающим для первой версии булгаковской софиологии, потому что эта «богоматерия» (такое понятие встречается у Соловьева и С. Н. Трубецкого) или материя в Боге (это понятие идет от Дунса Скота), или Матерь мира, греческая Деметра, Мать-земля, которая вслед за Достоевским сравнивается Булгаковым с Богородицей и определяется впоследствии как тварная София, вбирая в себя черты платоновского «умного космоса» (kosmos noetos) или мира идей.