Сергей Николаевич Булгаков

В заключение можно отметить следующий парадокс. В течение всей своей жизни Булгаков, начиная от первого своего софиологического текста, «Философии хозяйства», неизменно, когда речь заходила о Канте, называл его самым асофийным мыслителем в истории. Но при этом как минимум постоянно пользуется кантовской терминологией, причем не случайно, а применительно к определениям главного своего объекта, самой Софии. В диспозициях текста он постоянно привязывает ее к платоническим ориентировкам, но определяет при этом в кантовской терминологии. Она – «трансцендентальный субъект хозяйства», который тот же самый, что и «трансцендентальный субъект познания», и он же трансцендентальный субъект культуры, но только не как кантовский методологический конструкт, а in concreto, как универсальную персону-деятеля, сущее Всечеловечество Владимира Соловьева. Несомненно, софиологическая проблематика в том направлении, которую придал ей Булгаков, возникает в русле оппонирования и попыток преодоления кантовского трансцендентализма как одной из важнейших тем русской философии вообще. В поздних догматических трудах Булгакова эта зависимость несколько дезавуирована стилистикой богословской речи, однако она остается очевидной. И если, по Булгакову, для объяснения евхаристического таинства Фома Аквинский использовал аристотелевское разделение субстанций и акциденций, то сам он использовал кантовский антиномизм, причем совсем не в том смысле, в котором его использовал сам Кант.

Софиология о. Сергия Булгакова: «философема» или «теологема»? [720] А. П. Козырев

Учение о Софии, Премудрости Божией – наиболее интимный и в то же время наиболее спорный элемент религиозной философии священника Сергия Булгакова (1871–1944). Именно в этом учении, как ни в чем другом, сказался субъективный характер его религиозных переживаний и интеллектуальных замыслов. Никто другой не посвятил столько сил и времени разработке учения о Софии, как Булгаков, и именно вокруг его сочинений разгорелись в Церкви наиболее горячие споры. Камнем преткновения русской эмиграции оказывается софиологическое богословие отца Сергия Булгакова, прямое продолжение опыта его философского, социологического, экономического творчества, начатого в России. Восприятие булгаковской софиологии усугублялось еще и тем, что это весьма спорное, если не сказать более, с догматической точки зрения учение попало, как камень в жернова, в межюрисдикционные споры терзаемого расколами и расхождениями русского православия в эмиграции. И если правомерно говорить о софиологии как определенном направлении в русской мысли, то именно о. Сергий предстает в нем центральной фигурой.

Учение о Софии имеет богатую родословную: принцип Софии, женского начала в Божестве, которое в отличие от смыслового, активного, оформляющего начала Логоса является началом эстетическим, художническим, энтелехийным, завершающим, встречается не только в христианстве, но практически во всех религиозно-мистических учениях средиземноморских культур и ближневосточных культур.

Как бы не относиться к софиологии, уже по перечню ее русских адептов – Г. Сковорода, архим. Ф. Голубинский, В. С. Соловьев, свящ. Павел Флоренский, свящ. Сергий Булгаков, философов и в той или иной степени богословов, можно видеть в ней скрещение двух типов дискурса – богословского и философского. Так чем же является София по преимуществу – философемой или теологемой? Чтобы попытаться ответить на этот вопрос, дадим сначала обзор того, как эволюционировало понимание Софии у Булгакова.