Сергей Нечаев

А нечаевцы все усиливали агитацию. На сходках раздавались уже чисто политические речи. В местах заседаний появились портреты Герцена, Чернышевского. Движение выливалось за университетские стены и уже будоражило общество. Имя Нечаева становилось все популярнее. Последний арест окружил его новым ореолом. Третье Отделение начало нервничать. Посыпались обыски и аресты студентов. Граф Шувалов вернулся из дворца после очередного доклада мрачнее тучи и тотчас же вызвал к себе Колышкина. Канцелярия замерла, прислушиваясь к грозному рыку, доносящемуся из кабинета начальника. Наконец, дверь отворилась и показалась пунцовая физиономия Колышкина. Придя к себе, он вплотную подошел к сгрудившейся кучке филеров и, глядя в упор в их бегающие трусливые глазки, прорычал:

— Отыскать Нечаева! — и поднял сжатый кулак.

Филеры с удвоенной юркостью зарыскали по Петербургу.

Одновременно совершенно секретная, особо нужная бумага из столицы сообщила всей провинциальной полиции о розыске учителя Сергиевского приходского училища Сергея Нечаева.

Но в то самое время, когда встревоженный губернатор знакомил в Киеве своих подчиненных с секретным предписанием, киевские студенты впервые слушали рассказ приезжего товарища о произведенных кружком Нечаева петербургских волнениях. Студенты хотели выставить такие же требования и у себя; и в тот самый день, когда петербургский пакет был получен в Москве, москвичка Александра Ивановна Успенская, сестра Засулич, читала в тесном кругу письмо Веры:

— «…Имя Нечаева на всех устах. Его арестовывали (он успел выбросить в окно тюремной кареты записку); потом выпустили, теперь снова разыскивают. По настойчивости и энергии это исключительный человек…»

В тот самый час, когда бумага взывала к бдительности пограничных жандармов, Нечаев с чужим паспортом в кармане спокойно переезжал границу.

Глава вторая В ИЗГНАНИИ

На почтамте чиновники-цензоры читали письма из-за границы.

«Царским жандармам не удалось меня схватить!.. Шлю вам, мои дорогие товарищи, эти строки из чужой земли, на которой не перестану работать во имя великою связывающего нас дела».

Веселый молодой человек, читавший письмо, от неожиданности подпрыгнул на стуле. Вытаращенные глаза побежали вниз и споткнулись: как скала перед носом цензора выросло имя — Ваш Нечаев.

Он упал обратно на свое место, но тотчас снова вскочил, бросился из почтамта и побежал в Третье Отделение.

С каким-то опасливым ожиданием с этого дня цензор вылавливал из кучи корреспонденций пакеты с иностранной печатью и каждый день с ужасом обнаруживал десятки нечаевских прокламаций. Они рассылались по сотням разных адресов и в сотнях экземпляров кричали об одном: крепитесь. Не бросайте борьбы. Помощь идет. Нечаев собирается с новыми средствами, с новой энергией. Из их намеков можно было понять, что мощная революционная организация готовится скоро показать себя.

Прокламации снова испортили прояснившееся было настроение в Третьем Отделении. Студенческое движение стало спадать. Массовые аресты обескровили его и лишили вождей. Казалось, уже все успокоилось. Только самый неукротимый и самый опасный из этих бунтовщиков, Нечаев, ушел от полиции. И вот случилось худшее, чего можно было опасаться. Нечаев поднял за границей знамя открытой революционной борьбы. Начинает вокруг себя собирать прежних друзей и соратников.

Отныне Нечаев и Третье Отделение стали врагами не на жизнь, а на смерть.

* * *

В Швейцарии живут старые русские революционеры. Им навеки отрезано возвращение на родину, но они чутко прислушиваются к ее далекой жизни. /Кадно ловят каждое живое движение в стране.

Вот и теперь они радостно приветствуют поднявшихся студентов.

Весь горящий в красных огнях заката стоит у окна Огарев, старый редактор «Колокола», и вдохновенно читает свое новое стихотворение:

СТУДЕНТ