Сердце зимы

Ещё многие-многие лиги мчался ветер, крепчая и слабея, но не затихая; мчался над зимними лесами, равнинами, над голыми ветвями и виднеющейся кое-где бурой травой; мчался на восток, слегка отклоняясь к югу, и пересёк то, что некогда являлось рубежом между Тарабоном и Амадицией. Таможенных постов больше не было, охрана ушла; от прежней границы осталось одно лишь название. Дальше на юго-восток понёсся ветер, огибая отроги Гор Тумана, и закружился вихрями среди улиц могучего, обнесенного высокой стеной Амадора. Завоёванного Амадора. Над внушительной Цитаделью Света развевалось знамя, и казалось, что изображенный на нём золотой ястреб вот-вот сорвётся в полёт, сжимая в когтях стрелы молний. Немногие из местных жителей решались выглянуть из своих домов, лишь изредка кто-нибудь торопливо перебегал улицу, плотно закутавшись в плащ и не поднимая глаз. Не просто смотря под ноги, дабы не поскользнуться на обледенелом камне, а боясь натолкнуться взглядом на Шончан, разъезжающих верхом на покрытых бронзовой чешуёй кошках размером с лошадь, или облачённых в сталь тарабонцев, надзирающих за жалкими кучками скованных цепями людей. Тех самых людей, которые совсем недавно именовались Детьми Света, теперь же, впряженные в телеги вместо скота, вывозили из города отбросы. Почти полтора месяца столица Амадиции жила под властью Шончан; колючий ветер её жители воспринимали как часть обрушившейся на них кары, и те из них, кто ещё не проклял свою судьбу, пытались понять, за какие же прегрешения им была уготована такая доля.

С воем мчался ветер над разорёнными землями, половина встреченных им по пути поселений лежала в руинах. Заброшенные фермы, пепелища на месте деревень... Повсюду царствовали меч, копьё и топор. Снег, покрывавший заброшенные амбары и обугленные балки пушистым одеялом, отчасти смягчал безрадостную картину, хотя, по сути, представлял собой лишь ещё одно олицетворение голода и смерти.

Дальше, ещё дальше на восток, и завывания ветра смешались с погребальной песнью, что доносилась из небольшого, не обнесённого крепостной стеной города. Города под названием Абила. Никаких знамён не развевалось над сторожевыми башнями: в Абиле находился Пророк Лорда Дракона, а Пророку знамёна не требовались. Люди здесь дрожали от одного его имени, причём дрожали сильнее, чем от пронизывающего ветра. Да и не только здесь.

Выйдя из высокого купеческого дома, где жил Масима, Перрин на мгновение замешкался, натягивая перчатки, и ветер обрушился на него, нещадно истязая подбитый мехом плащ. Полуденное солнце совсем не грело, зимний воздух был морозен и колюч, но Перрин даже не поморщился: он был слишком зол для того, чтобы обращать внимание на холод. Настолько зол, что с трудом удерживал руки вдали от висящего на поясе топора. Масима... Да не будет он называть его Пророком! Масима был, судя по всему, полным идиотом, и уж точно безумцем. Могущественным идиотом, обладавшим такой властью, какой не было у большинства королей, и при этом совершеннейшим безумцем!

Охрана Пророка заполняла всю улицу, от угла до угла, - костлявые типы в краденых шелках, безбородые подмастерья в рваных куртках, некогда пухлые купцы в останках дорогих одежд... Их дыхание обращалось облачками пара, многие дрожали без тёплых плащей, но каждый неизменно сжимал в руках копье или заряженный арбалет. Впрочем, по-прежнему никто из них не проявлял враждебности: после того, как Перрин объявил о своём знакомстве с Пророком, они глядели на него с любопытством, будто ожидая, что он сейчас подпрыгнет и полетит по воздуху. Или, на худой конец, сделает сальто. Сквозь запах дыма, доносившийся из печных труб, Перрин ощущал тяжёлый дух немытых тел и застарелого пота, перемешанный со страхом и нетерпением. И со странным лихорадочным возбуждением, которого он не заметил раньше, - отражением безумия самого Масимы. Враждебно они выглядели или нет, но убили бы любого, не раздумывая, по одному лишь слову своего Пророка. По одному лишь его слову они готовы были залить кровью весь мир. И пахло от них таким холодом, которому позавидовал бы любой зимний ветер. Перрин был как никогда рад, что не разрешил Фэйли пойти с ним.

Его спутники, оставшиеся с лошадьми, играли в кости рядом с животными на почти очищенном от снежного месива участке мостовой, или же делали вид, что играют. Он не настолько доверял Масиме, чтобы оставить без присмотра своего гнедого, а доверие остальных было всяко не большим. Едва ли они уделяли игре столько же внимания, сколько дому и охранникам. Три Стража вскочили на ноги, стоило только им завидеть Перрина, взгляды их сразу обратились к тем, кто вышел вслед за ним. Они знали, что чувствовали их Айз Седай, находясь в доме. Неалд отстал лишь на мгновение, собирая кости и монеты. Аша'ман был щёголем, ходившим, важно выпятив грудь, постоянно поглаживавшим свои вьющиеся усы и расточавшим ухмылки женщинам, однако сейчас он стоял на цыпочках, насторожившись, словно кот.