Семидольный человек. Опыт историософии

Социальное неравенство, расслоение общественности могли и вовсе отставить мифологическое созерцание, однако был предпринят более хитрый ход. Божества и их нравственные черты отвернулись от героической настроенности и направились в сторону теперь уже не бравости, а справедливости и толерантности. Этим отличился эпос Гесиода в произведении «Теогония». Теогонический процесс начинается с первородного хаоса[14] и заканчивается сильнейшим из божественного пантеона – Зевсом. Если гомеровская литература отражала мужество, непоколебимость и незнание страха, то последняя ступень гесиодовой теогонии наделяется характером справедливым, знающим во всём меру и не чурающимся труда. Героический подвиг – это не страшиться проделывать одно и то же, каким бы обыденным и насущным это занятие не казалось. Речь идёт о самой просто трудовой деятельности и обеспечении себя благами первой нужды. Если благоразумный житель полиса научится преодолевать тоску от выполнения однотипных действий и обнаружить в рабочем труде истину, то никакая социальная несправедливость не сумеет поработить человека с подобным нравственным укладом.

Дидактический эпос Гесиода можно выразить всего одной цитатой, которая так же является и кредо автора:

«Если трудиться ты любишь, то будешь гораздо милее

Вечным богам, как и людям: бездельники всякому мерзки».

(Труды и дни, ст. 308–310; пер. В. В. Вересаева).

В «Трудах и днях» создаётся задел для будущей апологии таких добродетелей как умеренность, мудрость, терпение, толерантное отношения к ближнему, каким бы тираноподобным тот не оказался. Это перечень в сочетании с героической нравственностью персонажей Гомера в виде мужества, доблести и отваги раскроется уже в эллинский период у стоиков, а пока удалённость от стоицизма отзывается наполовину рациональным, наполовину религиозно-мифологическим отношением к поступкам безнравственного люда. Рациональная сторона сказывается тем, что Гесиод не верит в наказание неправедных на том свете; ему важна справедливость именно в реальном положении дел. Мифологизм остаётся только в качестве веры в лучшее и ожидается эта гармонизация со стороны сакрального:

«Ну как же тут быть справедливым,

Если чем кто неправее, тем легче управу находит?

Верю, однако, что Зевс не всегда же терпеть это будет»

(Труды и дни, ст. 271–273; пер. В. В. Вересаева).

Польза «Трудов и дней» состоит не только в поучительном разъяснении житейских основ, но заключается и в восстановлении значения личности. Гомер не давал себе повода раскрыть свою личность, он был скован традиционной поэтической техникой, лишающей подключение индивидуальности. Напутствия Гесиода, напротив, каждым отрывком проносят нас через пережитое самим автором, через его жизнь, страдания и радости. Быть может беотическая манера и не блещет красками, как у Гомера, но она позволяет личному началу всё чаще промелькивать средь старых мифологических традиций. Это хорошо видно в «Теогонии», где теогонический процесс уже первым бракосочетанием олимпийских богов утверждает союз справедливости (Зевса) и мудрости (Метиды[15]). Как Гомер отстранялся от разумного и человеческого, с таким же рвением Гесиод сращивает божественное и земное, тем самым помогая личности пробиться к свету. Индивидуальное начинает проглядывать всё больше и экстремум антропологического внимания достигается у орфиков.