У только что родившегося ребенка правили голову руками, стараясь придать ей круглую форму, а у лесных башкир ее еще на целые сутки перевязывали тряпочкой (Назаров. С.191). Если рождался недоношенный (семимесячный) ребенок, его никому не показывали, держали в темной комнате до достижения им срока нормальных родов. Если ребенок родился в плаценте бөркәнсек, пәрҙәле, т.е. "в рубашке, в сорочке", это считалось признаком особой отмеченности. Такой ребенок считался счастливым. "Рубашку" высушивали и вшивали в тряпочку, владелец ее должен был носить с собой. В древности говорили: Бөркәнсек йдн һаклай - "Плацента сохраняет жизнь (душу)". В народе верили, что плацента, словно занавес пҙрҙа прикрывала ее владельца от всяческих бед: она помогала смягчить приговор на суде, помогала в дальней дороге, служила талисманом на войне, приносила неожиданную удачу. Г.Плосс писал, что "сорочка" почти во всей Европе служила счастливым предзнаменованием для новорожденного (Плосс. С.190). Плаценту бөркәнсек хранили в сундуке. Отправляясь в дорогу, вшивали ее в ворот рубахи или в карман, при необходимости передавали ее своим родственникам. Хранилась она до самой смерти ее владельца, а после смерти вместе с ним заворачивалась в саван.
Обмыв ребенка, его заворачивали в юргак - пеленки из старой рубахи отца или матери, поэтому нередко эти пеленки называли иҫке - "старый". Заранее для ребенка ничего не готовилось из суеверного страха за его жизнь. В народе считалось, что,если завернуть ребенка в отцовскую рубаху, он будет ближе отцу, в материнскую - матери. Кроме того, надеялись, что старая одежда могла перенести на ребенка долголетие, силу, а также качества носившего эту одежду человека. Запеленатого ребенка перевязывали специально сшитой двойной или на подкладке длинной лентой, шириной 3-4 см, - биләмес, билауөс, бәйлҙмес. На эту ленту пришивались разноцветные кусочки ткани или раковины каури в качестве оберегов.
Башкиры, как и другие народы, не могли представить, что человек мог существовать без имени. Имя - его вторая духовная суть, поэтому ребенку давалось, хотя и временное, имя. Приняв ребенка, повитуха обвязывала запястье ребенка какой-нибудь ниточкой и, заворачивая его в пеленки, нарекала именем. Новорожденный получал "пеленочное имя" -юргәк исеме, "пуповое имя" - кендек исеме. Оно являлось и своеобразным заклинанием от зловредных духов: наречением младенца именем повивальная бабка как бы давала им знать, что ребенок уже отмечен ею (для этой же цели повязывалась и ниточка). Пеленочное имя являлось временным. Постоянное имя новоровденный получал только после чтения муллой особой молитвы - "аҙан".
Кто-нибудь из присутствующих извещал мужа о рождении ребенка, сообщал ему радостную весть, Һөйөнсө, за что получал подарок.
Женщина продолжала лежать, пока не выйдет послед. Чтобы ускорить этот процесс, бабка трясла и мила живот или водила роженицу по дому, поддерживая ее (Горубнова. С.118), всовывала в рот волосы или давала рвотное (Никольский. 1899. С.122} Руденко. 1955. С.270), заставляла дуть в пустую бутылочку, выдавливала, стягивала живот; сажала в теплую воду или поила горячим чаем или коротом.
Послед ребенка - бала арты, һуңғы, бала Ъабы, бала яҫтығы, яткылык, улан арты - считался частью его самого, и обряд захоронения последа был как бы имитацией погребения человека: послед обмывали с молитвами (3, 7 или 40 раз), заворачивали в белую ткань на фен - "саван", улан арты кафене - "саван для последа". Заворачивали послед в 3 или 5 слоев, перевязывали нитками билэу еп. На севере Башкирии и в Пермской обл. послед клали в лапоть и бросали его в текучую воду или прятали на чердаке бани. У таджиков ребенок, выросши, бросал свой послед в воду со словами "пусть даст жизнь воды (бесконечно текущую), да будет жизнь его долгая" (Троицкая. С.116). Вероятно, такое же пожелание подразумевали и башкиры. Послед старались сделать недосягаемым. С этой целью закапывали послед обязательно в укромном месте и поглубже, чтобы не тронула собака или не наступил кто-нибудь, иначе, по поверьям, ребенок мог заболеть; но и не очень глубоко, в противном случае могло не быть больше детей. Захоронение последа осмыслялось как средство, обеспечивающее жизнь и благополучие ребенка. Считалось, что по тому, как был захоронен послед, можно было сказать, какое пожелание вложено в обряд: если послед лежал пуповиной вниз, детей больше не будет; если пуповина последа была обмотана влево, следующим ребенком будет дочь, если вправо - сын; детей будет ровно столько, сколько насчитывалось узелков в пуповине.
После выхода последа роженицу обмывали. Для этого ее сажали в таз с теплой водой и поливали, в бедных домах просто поливали из кувшина. Женщину переодевали в чистую одежду (Горбунова, С.118). Ей давали мясной бульон, чай с молоком, коро!, размятый с маслом в теплой воде, или сладкую воду. Использованные во время родов вещи тщательно мыли (обычно 3 раза) и вместе с послеродовыми выделениями закапывали в том же месте, где захоронен послед. После этого повитуха обмывалась сама.