- Дочь моя, - как можно более ласково сказал отец Георгий, - вы правы, с бумагами я разберусь, не волнуйтесь. И никому о них не говорите, хорошо? Просто забудьте. А сейчас нужно помочь вашей беде.
- Пост, молитвы, исповедь и таинство Миропомазания, да? – шмыгнула носом Элиза. – Очиститься и принять Господа?
- Этот урок вы хорошо выучили, - с одобрением кивнул отец Георгий. – Идите к своему духовнику. Или в любой другой храм, где вам будет спокойно.
Кот Дымок за все время разговора так и не спрыгнул с колен Элизы. Он снова лизнул ее в щеку, жалея и поддерживая.
- Вы слишком много плакали, - охранитель по-отечески прикоснулся к ее плечу. - Отправьтесь в монастырь, дитя. Простая работа, пост и молитва помогут вам обрести покой в душе. Начнете с трудничества**, а дальше – как Бог даст.
Элиза почувствовала горячую волну, прилившую к щекам.
- Мне так стыдно, - сказала она, не поднимая глаз. – Я даже не подумала об этом… И уроки… Плохая я прихожанка.
- Ничего, - улыбнулся он. – Я напишу письмо настоятельнице обители Святой Елены, она позаботится о вас.
Элиза дернулась, как от удара. Щеки запылали еще жарче, дыхание перехватило, прилив сил, как от опасности, заставил ее выпрямиться.
- П-простите, святой отец, - сказала она прежде, чем успела подумать. – Обо мне и так слишком много… заботились. Ничего хорошего из этого не вышло. Не нужно. Спасибо вам за участие, спасибо за вашу доброту, за помощь… - Элиза говорила быстро, как будто боялась, что охранитель остановит ее, - но я постараюсь справиться с горем сама. Я все выполню, я приду к Причастию, но не нужно заботы!
- Жаль, что не смог помочь вам больше, сударыня, - отец Георгий почти скрыл разочарование. Оно прозвучало знакомой трещинкой в голосе, сожалением о невозможности приказа.
- Благословите, отче, - преклонила колени Элиза.
Проводив ее, отец Георгий долго смотрел на полученные бумаги – свидетельства воровства нескольких высших иерархов церкви. О них в папках, принесенных порученцем Архиепископа, не было ни слова.
Много лет назад полуоглушенный охранитель Жар-Птица так смотрел на вампира, не заметившего в своих потрохах полметра стали и несколько свинцовых пуль.
Пристально смотрел.
Выдирая кол из плетня.
* Ро́кош (польск. rokosz, буквально — бунт, мятеж) — официальное восстание против короля, на которое имела право шляхта во имя защиты своих прав и свобод.
** Тру́дничество — направление деятельности людей, работающих при православном монастыре или храме на добровольной и бескорыстной основе. Трудника следует отличать от послушника, хотя они могут исполнять в монастыре совершенно одинаковые послушания: если послушник приходит в монастырь с намерением в дальнейшем стать монахом, то трудник лишь на время приезжает жить и трудиться в монастыре
Глава 13. Родительский долг
Это была, пожалуй, лучшая карета из всех, в которых Элизе доводилось путешествовать. На мягких рессорах, с новейшими каучуковыми шинами. Внутри горела небольшая жаровня, рамы окон и край дверей проклеены войлоком, защищая от злого осеннего ветра так хорошо, что внутри оказалось теплее, чем дома в гостиной.
Моросил промозглый дождь, вязкая слякоть хлюпала под копытами пары лошадей. Смотреть на дорогу не хотелось – серое небо, серо-зеленый лес с вкраплениями забрызганного грязью золота последних не облетевших листьев. Тоска…
Элизу слегка потряхивало. Не только из-за дорожных ухабов – рессоры с успехом сглаживали ямки и бугры. Ей было не по себе от странного, прежде неизведанного чувства.
Она что-то делает сама.
Не потому что так принято, не потому что так пожелал кто-то, имеющий право ей приказывать. По собственному желанию и разумению. Указывать на просчеты кавалергардам и ставить им условия – это вам не шторы для гостиной выбирать. Жаль, что на вопрос о муже ответ известен. Ее всеми силами постараются убедить в том, что Пьер действительно мертв.
- Господин фон Раух, - окончательно осмелела Элиза. – Простите, если задаю неудобные вопросы… Но… Почему отца не казнили? Я благодарна императору за милосердие, но – почему?
- Резонное недоумение, - кивнул он. – Павел Николаевич Лунин обязан жизнью вашему мужу и абсолютной бесчувственности канцлера Воронцова.
Элиза удивленно распахнула глаза.
- Как это? При чем тут Пьер?
Фон Раух открыл дверцу шкафчика в углу кареты. Там оказался небольшой, но весьма разнообразный бар. Он окинул взглядом пузатые бутылки, выбрал одну из них и разлил по стаканам густой коричневый напиток. Чуть скривился, достал высокий стакан и наполнил его чистой водой. Поставил на столик перед Элизой вазочку с орехами и темным шоколадом.
- Глотните, сударыня. Это ром.
Элиза покачала головой – пост! - и протянула руку к воде. Она оказалась холодной, от глотка по горлу разлилась приятная прохлада — очень кстати в теплой карете. Элиза немного расслабилась.
- Спасибо, - выдавила она слабую улыбку.