Семь столпов мудрости

Поэтому он напирал на военный аспект: наша задача выполнена, а железная дорога опасна. Мы слишком задержались, чтобы успеть перейти ее ночью. Пытаться это сделать завтра будет безумием. Дорога охраняется от края до края десятками тысяч турок, разбегающимися из Дераа. Если они нас и пропустят, то мы попадем только в большую опасность. Джойс, сказал он, назначил его военным советником экспедиции; и его долг, хочет он того или не хочет — показать, что он, офицер регулярных войск, знает свое дело.

Будь я офицером регулярных войск, я мог бы объявить поведение Сабина, сбивающего с толку остальных, не соответствующим регулярным войскам. А так я просто сносил его жалобы, терпеливо вздыхая каждый раз, когда думал, что это затронет упрямца. Наконец я небрежно сказал, что хочу спать, потому что нам придется вставать рано, чтобы пересечь рельсы, а мне отправляться первым с моей охраной среди бедуинов, где бы они ни были, потому что удивительно, как Нури Шаалан с Таллалом нас еще не перегнали. В любом случае, сейчас я собираюсь спать.

Пизани, долгая военная жизнь которого прошла в положении подчиненного, вежливо сказал, что принял приказ к сведению и последует ему. Я почувствовал симпатию к нему за это и постарался смягчить его честные сомнения, напомнив ему, что мы работаем вместе уже восемнадцать месяцев, и у него ни разу не было повода назвать меня опрометчивым. Он ответил, с французской усмешкой, что считает все это очень опрометчивым, но он же солдат.

Уинтертон инстинктивно был всегда на стороне самого слабого и самого рискового, если дело не касалось охоты на лис. Нури Саид все это время лежал тихо, притворяясь спящим; но, когда Сабин ушел, он повернулся и прошептал: «Это правда?» Я ответил, что не вижу необычайного риска в том, чтобы пересечь рельсы в середине дня, и, если мы будем осторожны, то избежим ловушек в Шейх-Сааде. Он лег, успокоенный.

Глава CXVI

Насир, Нури Шаалан и Таллал нагнали нас в темноте. Наши объединенные силы выступили, при свежем встречном ветре, на север, через жирные, счастливые деревни земледельцев. Вдоль полей, с которых был собран урожай, где солома была скорее выдернута, чем срезана, росли колючки, в рост ребенка, но теперь желтые, сухие и безжизненные. Ветер срывал их с мелких корней и гонял их ветвистые верхушки по ровной земле, одна колючка сцеплялась с другой, между ними застревали шипы, и вот они уже катились по земле огромными мячами, как бродячие копны сена.

Арабские женщины, вышедшие со своими ослами набрать воды, прибежали к нам, крича, что где-то рядом только что приземлился аэроплан. На фюзеляже были нанесены круглые кольца, такие же, как клеймо на верблюдах шерифа. Пик съездил туда и нашел двух австралийцев, их «бристоль» был подбит в область радиатора над Дераа. Они были рады, хоть и удивлены, что встретили друзей. После того, как поломку залатали, мы набрали воды у женщин, чтобы заполнить им бак, и они в безопасности улетели обратно.

Каждую минуту прибывали люди и присоединялись к нам, а из каждой деревни молодые искатели приключений бежали, пешие, чтобы вступить в наши ряды. Когда мы двигались, так близко друг к другу, под золотым солнечным светом, то наконец, как никогда прежде, смогли увидеть себя как единое целое; мы быстро стали одним образом, организмом, гордость которого возвышала каждого из нас. Мы отпускали непристойные шуточки, чтобы уравновесить окружающую нас красоту.

В полдень мы вошли в арбузные поля. Армия разбежалась по ним, пока мы разведывали железнодорожные пути, которые лежали, покинутые, впереди, дрожа под солнечным светом. Пока мы оглядывали их, прошел поезд. Только прошлой ночью железную дорогу починили; и это был третий поезд. Мы двинулись, не встречая преград, всей ордой вдоль путей, на две мили, и торопливо начали взрывать — все, у кого была взрывчатка, использовали ее, как кому заблагорассудится. Сотни наших новичков были полны рвения, и разрушения были хоть беспорядочными, но обширными.

Наше возвращение явно удивило ошарашенного врага; нам следовало распространиться и улучшить эту возможность. Поэтому мы пришли к Нури Шаалану, Ауде и Талалу, и спросили, что каждый предпринял бы со своей стороны. Энергичный Талал хотел атаковать Эзраа, большой зерновой склад на севере: Ауда стоял за Хирбет эль Газала, соседнюю станцию к югу: Нури двинул бы своих людей по главной дороге, к Дераа, на случай появления турецких отрядов.

Все три идеи были хороши. Вожди ушли воплощать их в жизнь, а мы, снова собрав колонну, продолжали путь через разрушенную колонию Шейх-Мискин, очень мрачную в лунном свете. Водные каналы стали преградой тысячам наших людей, и мы разбили привал рядом, на стерне, до рассвета. Кто-то развел костры в пробирающем до костей тумане этой глинистой местности Хаурана, другие заснули, где были, на склизкой от росы земле. Те, кто потерялся, ходили вокруг, взывая к своим друзьям резким кличем арабских крестьян, во все горло. Луна зашла, вокруг было холодно и черно.