Семь столпов мудрости

Он был слишком почтителен, чтобы говорить; но смотрел на меня с упреком, пока мы наблюдали за воздушным боем. Со стороны врага здесь был один двухместный самолет и три разведчика. Росс Смит напал на большой, и после пятиминутной жестокой стрельбы пулеметов немец внезапно нырнул вниз, к железной дороге. Вспыхнув позади низкого хребта, вырвался флажок дыма, и с места, где он упал — мягкое, темное облако. Среди арабов за нашей спиной прошел вздох. Через пять минут Росс Смит вернулся и весело выпрыгнул из машины, уверяя, что арабский фронт — это место как раз для него.

Сосиски были еще горячие; мы их съели и выпили чаю (последние наши английские запасы были распечатаны для гостей); но, не успели мы приступить к винограду из Джебель-Друз, как часовой снова сорвал с себя покрывало и завопил: «Аэроплан!» На этот раз первым был Питерс, Росс Смит вторым, а безутешный Трилл запоздал; но смущенный враг ретировался так скоро, что Питерс не мог догнать его до самого Арара, там он в бою сбил свою добычу. Затем, когда война докатилась до тех мест, мы нашли самолет, безнадежно разбитый, и два обугленных тела немцев.

Росс Смит мечтал только об одном — остаться на арабском фронте навсегда, и чтобы враг прилетал каждые полчаса; он до глубины души завидовал Питерсу и тем дням, что ждут его здесь. Однако сам он должен был возвращаться за «хэндли-пейджем» с бензином, продовольствием и боеприпасами. Третий самолет предназначался для Азрака, чтобы преградить путь самолету-разведчику, и я отправился туда же, чтобы повстречаться с Фейсалом.

Для тех, кто в полете, время сокращается: мы были в Азраке через тридцать часов после того, как его покинули. Гуркхов и египтян я послал назад, чтобы они присоединились к армии с целью новых подрывных работ на севере. Затем с Фейсалом и Нури Шааланом я сел в зеленый «воксхолл», и мы отправились в Ум эль Сураб, чтобы увидеть, как садится «хэндли-пейдж».

Мы катили на полной скорости по гладкому камню или глине, позволяя сильной машине работать на полную мощность; но случай был против нас. Нам доложили, что в лагере местных серахин завязались споры, и нам пришлось свернуть туда. Однако мы извлекли выгоду из неудачи, направив их бойцов в Умтайе, и они понесли через железную дорогу весть о победе — что дороги через холмы Аджлина могут быть закрыты разбитым турецким армиям, которые пытаются скрыться в безопасное место.

Затем наша машина снова помчалась на север. За двадцать миль до Ум эль Сураба мы завидели одинокого бедуина, бегущего к югу, взбудораженного, его седая борода и седые волосы развевались на ветру, рубаха (которую он подобрал под пояс) вздувалась за спиной. Он свернул с пути, нагнал нас и, воздев костлявые руки, прокричал: «Самый большой аэроплан в мире!», — а потом устремился на юг, чтобы распространить свои великие новости среди палаток.

В Ум эль Сурабе «хэндли» величественно располагался на траве, а «бристоли» и «девятка», как птенцы, пристроились под его крыльями. Вокруг восхищенные арабы говорили: «Наконец-то нам прислали АЭРОПЛАН, чьими жеребятами были все прежние». До наступления ночи слухи об укреплении сил Фейсала перешли через Джебель Друз и пустыню Хаурана, оповещая народ, что соотношение сил изменилось в нашу пользу.

Сам Бортон прилетел на своей машине, чтобы договориться о помощи. Мы беседовали с ним, пока наши люди вытаскивали из его помещений для бомб и фюзеляжа тонны бензина, масло и запчасти для истребителей «бристоль»: чай, сахар и паек для наших людей: письма, телеграммы «Рейтера» и лекарства для нас. Затем крупная машина поднялась в раннее закатное небо, к Рамле, планируя разбомбить ночью Дераа и Мафрак, чтобы довершить обрыв движения по железной дороге, начатый нашим пироксилином.

Мы, с нашей стороны, продолжали оказывать давление с помощью пироксилина. Алленби предписал нам преследовать и задерживать Четвертую турецкую армию, пока Чейтор не вытеснит ее из Аммана, и затем подрезать ее на отступлении. Отступление было вопросом лишь нескольких дней и было верным, как только может что-то быть верно на войне, что мы должны поднять на следующей неделе равнины между нами и Дамаском. Поэтому Фейсал решил добавить к нашей колонне верховых руалла Нури Шаалана на верблюдах из Азрака. Тогда наши силы составят около четырех тысяч, из которых больше трех четвертей — иррегулярные части; но они — надежный инструмент в руках Нури, упорного, молчаливого и циничного старика.

Он был редкостью для пустыни — лишен инстинкта спорщика. Он изволил или не изволил, и все тут. Когда другие заканчивали говорить, он объявлял свою волю в нескольких простых фразах и спокойно ожидал повиновения; ему повиновались, ибо его боялись. Он был старым и мудрым, а значит — усталым и разочарованным: таким старым, что я непрестанно удивлялся, как он мог связать себя с нашим энтузиазмом.