Семь столпов мудрости

Бени-сахр были боевыми людьми, но мы не доверяли серахин. Поэтому Али и я решили сделать бени-сахр под началом Фахада нашим штурмовым отрядом. Мы оставили несколько серахин стеречь верблюдов, пока остальные потащат гремучий студень для нашего пешего нападения на мост. Чтобы провести поспешную доставку взрывчатки по крутым склонам холмов в темноте, мы распределили ее на тридцатифунтовые куски, которые положили для видимости каждый в собственный белый пакет. Вуд взял на себя перемещение студня и испытал редкостную головную боль, как все, кто обращался с ним. Это помогло скоротать время.

Мою охрану следовало тщательно распределить. По одному хорошему всаднику было прикомандировано к менее опытным местным людям, достоинством которых было знание местности; пары, составленные таким образом, были приставлены к тому или другому из моих иностранных подопечных, с инструкциями держаться рядом всю ночь. Али ибн эль Хуссейн взял шестерых из своих слуг, и отряд довершили двадцать бенисахр и сорок серахин. Мы оставили хромых и слабых верблюдов позади в Абьяде, на попечении оставшихся людей, с указанием возвращаться в Абу Савана до завтрашнего рассвета и ждать там наших новостей. Двое из моих людей подхватили внезапную болезнь, которая лишила их способности ехать с нами. Я освободил их на всю ночь, а впоследствии — и совсем освободил от всяких обязанностей.

Глава LXXVI

Прямо на закате мы распрощались с ними и вышли по нашей долине, чувствуя постыдное побуждение не выходить вовсе. Темнота сгущалась, когда мы ехали через первый хребет и свернули к западу, на покинутую дорогу паломников, борозды которой служили нам лучшими проводниками. Мы зашли в неровную холмистую местность, когда люди перед нами внезапно рванулись вперед. Мы последовали за ними и увидели, как они обступили испуганного разносчика с двумя женами и двумя ослами, нагруженными изюмом, мукой и покрывалами. Они шли в Мафрак, на станцию прямо за нами. Это было неудобством, и, наконец, мы приказали доставить их в лагерь и отрядили одного сирхани проследить, чтобы они не сбежали; он должен был отпустить их на рассвете и скрыться за железной дорогой в Абу Савана.

Мы шли рысью по местности, теперь в абсолютной темноте, пока не увидели блеск белых борозд на дороге паломников. Это была та самая дорога, по которой арабы ехали со мной из Рабега, в мою первую ночь в Аравии. С тех пор за двенадцать месяцев мы отвоевали около двенадцати сотен ее километров, вдоль Медины и Хедии, Дизада, Мудоввары и Маана. Оставалось немного до ее начала в Дамаске, где наше вооруженное паломничество должно было закончиться.

Но мы были настороже той ночью; наши нервы были потрясены бегством Абд эль Кадера, единственного предателя на нашей памяти. Если бы мы рассчитывали справедливо, мы бы поняли, что у нас был шанс, несмотря на это; но у нас не было настроения для бесстрастных суждений, и мы, наполовину отчаявшиеся, думали, что Арабское движение никогда не войдет в свою последнюю стадию, но останется еще одним примером, караваном, который пламенно выступил к заоблачной цели и умирал по одному в пустыне, не достигнув и тени своей цели.

Какой-то пастух, а может, и не пастух, рассеял эти мысли, выстрелив из винтовки по нашему каравану, тихо приблизившись, неразличимый во тьме. Он сильно промазал, но начал кричать во весь голос, в крайнем ужасе, и, убегая, стрелял раз за разом в нашу коричневую массу.

Мифлех эль Гомаан, который вел нас, сильно отклонился от дороги и слепой рысью провел нашу извилистую колонну вниз по склону, над крутым обрывом вокруг выступа холма. Там мы провели еще одну мирную непотревоженную ночь, и двинулись вперед в стройном порядке под звездами. В следующий раз тревогу принесла собака, лающая слева, а затем — верблюд, неожиданно выросший на дороге. Он, однако, заблудился и был без седока. Мы двинулись снова.

Мифлех заставил меня ехать рядом с ним, называя «арабом», чтобы мое знаменитое имя не выдало меня незнакомцам во тьме. Мы сходили в очень плотную впадину, когда почуяли запах пепла, и смутная фигура женщины выскочила из кустов у дороги и с визгом бросилась прочь. Видимо, это была цыганка, так как ничего не последовало. Мы пришли к холму. На вершинах была деревня, которая манила нас, когда мы были еще далеко. Мифлех отклонился вправо, через широкую полосу пашни; мы пробирались по ней медленно, скрипя седлами. На краю гребня мы остановились.