Читаем Семь столпов мудрости полностью

Еще чуть дальше; и наконец под ногами мы увидели что-то еще более черное в обрывистой черноте долины, и на другом конце — вспышку мерцающего света. Мы остановились, чтобы исследовать ее через бинокль. Это был мост, видимый с этой высоты, как на плане местности, со сторожевой палаткой, разбитой под тенистой стеной противоположного берега, на гребне которого располагалась деревня. Все было тихо, кроме реки; все было недвижимо, кроме пляшущего у палатки пламени.

Вуд, который должен был спуститься, только если бы меня ранили, подготовил индийцев к уничтожению сторожевой палатки, если бой станет всеобщим; в это время Али, Фахад, Мифлех и остальные, с бени-сахр и носильщиками взрывчатки, ползли вперед, пока мы не нашли тропу старой постройки, ведущую к ближайшей опоре. Мы прокрались вдоль нее одной колонной, в коричневых покрывалах и перепачканных землей одеждах идеально сливаясь с известняком над нами и впадинами внизу, пока не достигли путей, прямо перед поворотом к мосту. Там вся толпа остановилась, а я пополз дальше с Фахадом.

Мы добрались до голой опоры и направились вперед, лицом в тени рельсов, и вот чуть не прикоснулись к серому скелету подвесных ферм моста, увидев одинокого часового, склоненного над другой опорой, в шестидесяти ярдах через залив. Пока мы смотрели, он начал медленно двигаться взад-вперед, взад-вперед перед своим костром, даже не ступая на головокружительный мост. Я лежал, уставившись на него, зачарованный, будто не имел ни одного плана, беспомощный, а Фахад прополз назад к стене опоры, где она ясно виднелась со стороны холмов.

От этого не было никакого толку, так как я хотел атаковать сами фермы, поэтому я уполз, чтобы привести носильщиков гремучего студня. Прежде чем я добрался до них, громко стукнула упавшая винтовка, и от берега послышалась возня. Часовой застыл и взглянул в сторону шума. Он увидел наверху, в зоне света, которым восходящая луна медленно осияла горловину, пулеметчиков, которые взбирались на новую позицию в тающей тени. Он громко позвал, затем поднял винтовку и выстрелил, крича охране.

Мгновение — и все пришло в полный беспорядок. Невидимые бени-сахр, которые сидели вдоль узкой тропы у нас над головами, бросились назад как попало. Охрана кинулась в траншеи и открыла беглый огонь на наши вспышки. Индийцы, застигнутые в движении, не могли привести свои «виккерсы» в боевую готовность, чтобы изрешетить палатку, пока она не опустеет. Поднялась всеобщая пальба. Очередям турецких винтовок, отзывавшимся эхом в теснине, вторили удары пуль по скалам позади нашего отряда. Носильщики-серахин узнали от моей охраны, что, если в студень попадет пуля, он взорвется. Поэтому, когда вокруг загремели выстрелы, они побросали мешки через обрыв и сбежали. Али спрыгнул вниз к Фахаду и мне, стоявшим в тени опоры, незамеченными, но с пустыми руками, и рассказал, что теперь взрывчатка где-то в глубоком ущелье.

Нечего было и думать собирать ее, когда кругом такое пекло, и вот мы, задыхаясь, поспешили вверх, без происшествий, по горной тропе под огнем турок, на вершину. Там мы встретили взбешенного Вуда с индийцами и сказали им, что все пропало. Мы поспешили назад к пирамиде, куда серахин тряслись на своих верблюдах. Мы как можно скорее последовали за ними и бросились рысью, пока выстрелы турок еще трещали на дне долины. В Турра, ближайшей деревне, услышали шум и присоединились к нему. Проснулись другие деревни, и по всей равнине начали загораться огни.

Мы нагнали отряд крестьян, возвращающихся из Дераа. Серахин, в отвращении от роли, которую они сыграли (или от того, что я им наговорил в пылу бегства), искали неприятностей и ограбили их догола.

Жертвы бросились прочь в лунном свете вместе со своими женщинами, издавая надрывающие уши арабские призывы о помощи. В Ремте их услышали. Всеобщие вопли оттуда перебудили в окрестностях всех, кто до сих пор еще спал. Их верховые вышли в погоню за нашим флангом, и на целые мили в поселениях люди стояли на крышах и стреляли очередями.

Мы оставили обидчиков-серахин с их добычей, ставшей им обузой, и поехали дальше в мрачном молчании, держась вместе, насколько могли, в порядке, в то время как мои обученные люди проявляли чудеса, помогая тем, кто падал, или сажая позади себя тех, чьи верблюды были слишком тяжело ранены, чтобы идти вперед рысью. Земля была все еще грязной, и путь через вспаханные полосы — еще труднее, чем обычно; но позади была погоня, и она пришпоривала нас и наших верблюдов в напряжении, как и банда, преследующая нас до убежища среди холмов. Наконец мы достигли их и срезали путь по лучшей дороге, к безопасности, но скакали на наших изнуренных верблюдах как можно быстрее, так как близился рассвет. Постепенно шум позади умолк, и последние отставшие дошли до места, собравшись вместе, как для атаки, а мы с Али ибн эль Хуссейном подгоняли их с тыла.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии