Читаем Семь столпов мудрости полностью

Арабы мало уважали силу: они больше уважали мастерство и часто добивались его в завидной степени: но больше всего они уважали прямоту и искренность, почти единственное оружие, которое Бог не включил в их арсенал. Турки обладали всем этим по очереди, и так зарекомендовали себя арабам в течение долгого времени, что они не боялись турок в массе. Эта разница между массовым и личным значила очень много. Бывали англичане, которых арабы лично предпочитали туркам или иностранцам; но в силу этого обобщать и говорить, что арабы стоят за англичан, было бы безумием. Каждый иностранец устраивал среди них свое собственное скудное ложе.

Мы были на ногах рано, намереваясь предпринять долгий путь к Аммари до заката. Мы пересекали хребет за хребтом, устланные ковром выжженного на солнце кремня, заросшие крошечными растениями шафрана, такими яркими и такими близкими, что все казалось золотым. Сафра эль Джеша — так называли это место сухур. Глубина долин составляла какие-то дюймы, их русла были зернистыми, как марокканская кожа, в запутанных извилинах, в бесчисленных ручьях воды от последнего дождя. Каждый изгиб набух серой коркой песка, отвердевшего от грязи, иногда сверкающего кристаллами соли, а иногда покрытого грубой выступающей щеткой полузасыпанных корней. Эти устья долин, впадающих в Сирхан, были всегда богатыми пастбищами. Когда в их впадинах была вода, племена собирались и населяли кругом палаточные городки. Бени-сахр, ехавшие вместе с нами, разбивали когда-то здесь такой лагерь, и, пока мы пересекали однообразные низины, они показывали то на одну, то на другую неприметную впадину, заросшую вереском, с прямыми желобками, и говорили: «Там была моя палатка, а там лежал Хамдан эль Саих. Смотри, там сухие камни, где спал я, а рядом — Тарфа. Смилуйся над ней, Боже, она умерла в год самха, в Снайнирате, от укуса гадюки».

Около полудня отряд верблюдов поскакал из-за гребня быстрой рысью прямо на нас. Малыш Турки бросил свою старую верблюдицу в галоп, держа карабин на бедрах, чтобы выяснить, что это значило. «А, — крикнул мне Мифлех, когда они были еще за целую милю, — там, впереди, Фахад на своей Шааре. Они наши родичи», — и точно, так оно и было. Фахад и Адхуб, главные военные вожди зебн, стояли лагерем на западе, при железной дороге у Зизы, когда к ним пришел один из гомани с новостями о нашем походе. Они сразу сели в седло и, не жалея сил, нагнали нас всего на полпути. Фахад учтиво и мягко упрекнул меня, что мы едем по их району искать приключений, пока сыны его отца лежат в своих палатках.

Фахад был меланхоличным, неразговорчивым человеком лет тридцати, с мягким голосом, белым лицом, выщипанной бородой и трагическими глазами. Его младший брат, Адхуб, был выше и сильнее, но не больше среднего роста. Он был не похож на Фахада — деятельный, шумный, на вид неотесанный, с выступающим носом, безволосым мальчишеским лицом и блестящими зелеными глазами, которые жадно перескакивали с предмета на предмет. Его простоту выдавали взъерошенные волосы и грязная одежда. Фахад был одет опрятнее, но все же очень просто, и оба, на своих лохматых домашних верблюдах, были так непохожи на шейхов с их репутацией, как только можно было представить. Однако они были знаменитыми бойцами.

В Аммари сильный и холодный ночной ветер взбивал пепельную пыль солончаковной дороги вокруг колодцев в дымку, эта пыль хрустела у нас на зубах, как нечистое дыхание извержения; и вода нас не обрадовала. Она была на поверхности, как во многих местах Сирхана, но большинство водоемов были слишком горькими для питья. Все же один из них, однако, названный Бир эль Эмир, мы сочли очень хорошим по сравнению с ними. Он лежал на небольшой поверхности голого известняка, среди песчаных холмиков.

Вода (мутная, на вкус отдающая смесью рассола и нашатырного спирта) была чуть ниже уровня каменных глыб, в каменном водоеме с ломаными краями. Глубину его Дауд проверил, столкнув туда Фарраджа прямо в одежде. Тот скрылся из вида под желтой водой, а затем потихоньку выплыл на поверхность у края скалы, откуда его на закате не было видно. Дауд напряженно ждал минуту, но когда его жертва не появилась, сорвал свое покрывало и бросился вслед — чтобы найти его, ухмыляющегося, под нависающей скалой. Ныряя за жемчугом в заливе, оба выучились плавать, как рыбы.

Их вытащили из воды, и они затеяли дикую драку на песке рядом с водоемом. Обоим досталось друг от друга, и они вернулись к моему костру, в лохмотьях, с которых капала вода, в крови, с перепачканными волосами, лицами, руками, ногами и телами, все в колючках, больше похожие на демонов урагана, чем на самих себя, обычно учтивых и деликатных. Они сказали, что танцевали и налетели на кусты; а с моей стороны было бы великодушно подарить им новую одежду. Я развеял их надежды и послал их поправлять ущерб.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии