Семь столпов мудрости

Бедуины, изумленные этим представлением, молча глядели на него, пока Мифлех не подошел к нам, сказав, по своему обыкновению льстиво: «Бога ради, отзовите вашего слугу, ведь он не умеет ни стрелять, ни скакать верхом, и если кого-нибудь заденет, то испортит нам всю сегодняшнюю удачу». Мифлех не знал, что для его беспокойства имелись основания в семейной истории. Брат Абд эль Кадера был чуть ли не мировым рекордсменом по роковым несчастьям с автоматическими пистолетами, уже три таких случая произошло в кругу его дамасских друзей. Али Риза-паша, главный местный гладиатор, сказал как-то: «Три вещи абсолютно невозможны: первая, что Турция выиграет эту войну; вторая, что Средиземное море обратится в шампанское; и третья, что меня когда-нибудь увидят рядом с вооруженным Мохаммедом Саидом».

Мы разгрузились у развалин. Черные палатки бени-сахр стояли за нами, как стадо коз, пятнами в долине. Посланник сделал нам знак пройти в палатку Мифлеха. Сначала, однако, у Али возникли вопросы. По просьбе бени-сахр Фейсал выслал отряд каменщиков и копателей колодцев племени биша, чтобы восстановить разрушенный колодец, из которого мы с Насиром доставали гелигнит на пути в Акабу. Они провели месяцы в Баире и все еще докладывали, что работа далеко не окончена. Фейсал уполномочил нас провести расследование причин дорогостоящих задержек. Али выяснил, что люди биша жили в свое удовольствие и вынуждали арабов обеспечивать их мясом и мукой. Он предъявил им обвинение. Они изворачивались напрасно, так как у шерифов был натренированный судейский инстинкт, и Мифлех готовил нам грандиозный ужин. Мои люди возбужденно шептались, что видели, как резали овец за его палаткой на высоком холмике над могилами. Поэтому правосудие Али неслось, как на крыльях, прежде чем внесли котлы с едой. Он выслушал и приговорил виновных в одну минуту, и правосудие свершили его рабы среди развалин. Они вернулись слегка смущенные, целовали ему руки в знак покорности и прощения, и воссоединенный отряд вместе преклонил колени перед мясом.

Пиры ховейтат истекали жиром, у бени-сахр он лился через край. Наши одежды были забрызганы, губы лоснились, кончики пальцев были ошпарены. Когда голод был приглушен, руки двигались медленнее, но до окончания еды было еще далеко, когда Абд эль Кадер крякнул, внезапно поднялся на ноги, обтер руки платком и уселся на ковры у стены палатки. Мы замешкались, но Али пробормотал: «Деревенщина», — и наша работа продолжалась, пока все наши люди не были сыты, и самые крепкие из нас стали слизывать застывший жир со слипающихся пальцев.

Али прочистил горло, и мы вернулись на свои ковры, вторая и третья очередь насыщались вокруг сковороды. Немного людей, пять или шесть, в грязных халатах, сидели там, важно объедаясь, орудуя обеими руками, все, от первого до последнего; и наконец, с разбухшими животами и лицами, лоснящимися от жира, спотыкаясь, молча уходили прочь, торжествующе прижимая к груди огромное ребро.

Перед палаткой собаки шумно грызли сухие кости, и раб Мифлеха в углу, расколов череп овцы, высасывал мозги. Абд эль Кадер тем временем сидел, плевался, рыгал и ковырял в зубах. Наконец он послал одного из слуг за аптечкой и налил себе микстуры, ворча, что жесткое мясо не на пользу его желудку. Он намеревался такой неучтивостью составить себе репутацию величия. Своих поселян он, несомненно, мог таким образом запугать, но Зебн был слишком близок к пустыне, чтобы жить по крестьянским меркам. К тому же сегодня у них перед глазами был противоположный пример Али ибн эль Хуссейна, прирожденного властелина пустыни.

Его манера подниматься от еды всем вместе относилась к центральным районам. На краю возделанных земель, среди полукочевого населения каждый гость выскальзывал в сторону, когда наедался. Аназе, самые северные, сажали пришельцев одних и в темноте, чтобы те не стеснялись своего аппетита. Все это были модели поведения; но среди уважающих себя кланов в основном пользовалась почетом манера шерифов. Так что бедного Абд эль Кадера просто не поняли.

Он убрался прочь, и мы сидели у входа в палатку, над темной впадиной; теперь она была вся в маленьких созвездиях костров; казалось, они отражали небо вверху или подражали ему. Была тихая ночь, только собаки вслед друг за другом хором завывали и, когда вой стал реже, мы снова услышали плотный, упорный говор тяжелых пушек, готовящих атаку на Палестину.