Семь камней

Поэтому она и упоминала Мелтона в письмах к Твелвтрису? Попытка уколоть его, разжечь его пыл? Она делала так не раз, – Минни снова вернулась к письмам Эсме, – да, она упоминала мужа, по имени или титулу в каждом письме, даже в той короткой записке: «Муж уедет по своим полковым делам – приходи ко мне завтра в часовню в четыре часа».

– Хм, – сказала Минни и откинулась на спинку стула, глядя на письма и потягивая вино. Письма лежали перед ней стопками, отдельными листками и веером, а среди них в центре непрочитанная папка с письмами Мелтона. Все это немного напоминало гадание на картах таро – в Париже она несколько раз гадала, научившись этому у Жака, отцовского знакомого, мастера таро.

– Иногда все туманно, – говорил Жак, тасуя аляповатую колоду карт. – Особенно с незначительными загадками. Но иногда все ясно с первого взгляда. – Сказав это, он улыбнулся и выложил перед Минни карту смерти.

Она не верила, что карты таро говорили правду, и считала, что это всего лишь отражение мыслей клиента во время гадания. Но у нее появились определенные догадки, пока она разглядывала письма, и она задумчиво потрогала короткую записку.

Откуда у Мелтона письма Эсме? Неужели Твелвтрисы прислали их лорду Мелтону после гибели Натаниэля? Они могли, подумала она. Что могло быть более болезненным для него? Хотя это говорило бы об изощренном уме и утонченной жестокости, которых она совершенно не заметила ни в письмах Натаниэля, ни у большинства англичан.

К тому же… что заставило Мелтона вызвать на дуэль Твелвтриса? Конечно, Эсме не призналась ему в измене. Нет… Полковник Кворри сказал, или по крайней мере упомянул вскользь, что Мелтон обнаружил постыдные письма, написанные его женой, и это… это было то…

Она снова взялась за письма графини. Рассмотрев их внимательно, она заметила, что на каждом было чернильное пятно или случайная помарка – на одном по нижнему краю были видны следы пролитой воды. Так… это черновики писем, позже переписанных набело, чтобы послать Натаниэлю. Но если это так, почему черновики не были сожжены? Зачем надо было рисковать и хранить их, не боясь разоблачения?

– Или желая его, – проговорила она вслух, удивив себя. Она выпрямилась и снова перечитала письма, потом положила их.

«Мой муж уедет…» В каждом. В каждом говорилось об отсутствии Мелтона – и его усилиях возродить полк.

Жак был прав: иногда все ясно с первого взгляда.

Минни покачала головой, винные пары смешались с горькими духами мертвой графини.

– Pauvre chienne, – тихо прошептала она. – Бедная сучка.

14 Редкостные зануды

Читать письма лорда Мелтона не было никакой необходимости, но она не могла удержаться и взяла одно из них так, словно это была зажженная гренада, которая могла взорваться в ее руках.

Гренада таки взорвалась. Не переводя дыхания, Минни прочла все пять писем. Ни на одном не было даты, и невозможно было определить порядок, в каком они были написаны; время явно не имело значения для пишущего – и все же оно значило все. Это был крик человека, падающего со скалы в пропасть вечности и документирующего свое падение.

«Я буду любить тебя вечно, я не могу иначе, но клянусь Богом, Эсме, я буду вечно ненавидеть тебя всей силой моей души, и если бы ты была рядом со мной, если бы мои пальцы сомкнулись на твоей белой и стройной шее, я бы задушил тебя словно лебедя, черт побери, и трахал бы тебя, когда ты умирала, ты…»

Вероятно, он схватил чернильницу и швырнул ее на листок. Слова, крупные и корявые, были нацарапаны и зачеркнуты, бумага прорвана нервным пером во многих местах.

Минни судорожно вздохнула, когда дочитала до конца, и ей показалось, что она вообще не дышала во время чтения. Она не плакала, но у нее дрожали руки. Последнее письмо выскользнуло из ее пальцев и спланировало на пол. Она была придавлена горем, которое не резало, а впивалось когтями и безжалостно разрывало свою добычу на кровавые куски.

Эти письма она больше не перечитывала. Это стало бы профанацией. И вообще, перечитывать их не было нужды, Минни казалось, что она и так никогда не забудет ни одного слова.

Ей пришлось выйти на улицу и прогуляться, чтобы прийти в себя. Время от времени она понимала, что у нее текут по щекам слезы, и поскорее их вытирала, прежде чем их заметят прохожие и начнут спрашивать, в чем дело. Она чувствовала себя так, словно рыдала много дней или словно ее кто-то побил. А между тем все прочитанное не имело к ней ни малейшего отношения.

Она чувствовала, что кто-то из братьев О’Хиггинс шел где-то позади, но тактично не приближался. Она прошла с начала до конца парк Сент-Джеймс, обошла вокруг озера и, наконец, села на скамью возле флотилии лебедей, обессиленная душой и телом. Кто-то сел на другой конец скамьи – Мик, увидела она краешком глаза.

Наступило время для чая. Уличная суета затихала, люди спешили домой или заходили в таверны, в обычные дешевые забегаловки, чтобы отдохнуть после долгого рабочего дня. Мик кашлянул со значением.

– Я не голодна, – заявила она. – Ступай, если хочешь.