– Раз уж вы спрашиваете… – проговорил он и глотнул воздух, – мой отец застрелился в оранжерее нашего дома. Три года назад… сегодня я… увидел его. Его тело. Среди стекол, всех растений, свет… – Он взглянул на стекла над головой, сверкавшие на солнце, потом снова на гравий, окрашенный теми же лучами, и ненадолго закрыл глаза. – Это… выбило меня из равновесия. Мне не надо было приходить… – Он закашлялся. – Извините. Мне не надо было приходить сюда сегодня, хотя меня пригласил его высочество и мне очень нужно было встретиться с ним. – Его глаза, слезящиеся и налитые кровью, встретились с ее глазами. Они были голубые, бледно-голубые.
– Едва ли вы слышали эту историю: мой отец был обвинен в измене. Он застрелился ночью, накануне ареста.
– Это так ужасно, – отозвалась Минни, пораженная услышанным. Ужасно во многих отношениях – не в последнюю очередь от сознания того, что это был герцог Пардлоу, тот самый, кого отец имел в виду как потенциальный… источник. Она даже мысленно не хотела произнести слово «жертва».
– Да, ужасно. Он не был предателем, между прочим, но вот, пожалуйста. Естественно, что семья опозорена. Его полк, который он создал собственными руками, был расформирован. Я хочу снова его возродить. – Он говорил это спокойно и уверенно, остановился и снова вытер лицо рукой.
– У вас нет носового платка? Вот, возьмите мой. – Она заерзала на жестких камнях, вынимая платок из кармана.
– Благодарю вас. – Он вытер лицо более основательно, кашлянул и покачал головой: – Мне нужна поддержка – патронаж первых лиц – в таком деле, и мой друг сумел добиться для меня встречи с его высочеством принцем, который милостиво выслушал меня. Я думаю, он поможет, – добавил он с надеждой. Потом взглянул на Минни и грустно улыбнулся. – И если бы прямо после беседы с ним он увидел меня извивающимся на земле как червяк, разве это помогло бы моим планам?
– Нет, не помогло бы, я понимаю. – Она немного задумалась, потом решилась на осторожный вопрос. – Вот эта
Его губы плотно сжались, но он ответил:
– Нечасто. – Он встал на ноги. – Сейчас я уже в норме. Простите, что нарушил ваш день. Вы хотите… – Он замолчал в нерешительности и поглядел на оранжерею с орхидеями. – Вы хотите, чтобы я представил вас его высочеству? Или, если хотите, принцессе Августе? Мы с ней знакомы.
– О. Нет, нет, все в порядке, – поспешно проговорила Минни и тоже встала. Независимо от ее собственных планов, в которые не входило общение с королевскими особами, она видела, что ему сейчас, взъерошенному, потрясенному, с хриплым дыханием, меньше всего хотелось появиться перед гостями принца. И все же он взял себя в руки у нее на глазах, выпрямил спину, еще раз кашлянул и упрямо тряхнул головой.
– Ваш друг, – сказал он, решительно меняя тему разговора, – вы хорошо его знаете?
– Мой др… о, тот… хм… джентльмен, с которым я говорила ранее? – Мистер Блумер явно недостаточно быстро скрылся. – Он не друг. Я встретила его возле эуфорбий… – Она неопределенно махнула рукой, словно она и эуфорбии были неразлучными друзьями… – И он начал рассказывать мне про растения, вот мы и шли с ним. Я даже не знаю его имени.
Он пристально посмотрел на нее, но это была, в конце концов, правда, и ее невинный взгляд показался ему убедительным.
– Понятно, – проговорил он, и было очевидно, что он понимал гораздо больше, чем Минни. Потом немного подумал и решился. – Я знаю его, – осторожно сообщил он и вытер нос рукой. – И хотя я не собираюсь учить вас, как выбирать друзей, но не считаю его хорошим человеком, с которым можно общаться. Я имею в виду, если вы снова с ним встретитесь. – Он замолчал, обдумывая что-то, но больше ничего не добавил про мистера Блумера. Минни хотелось узнать его настоящее имя, но она не решилась спросить.
Последовало короткое, неловкое молчание. Они смотрели друг на друга с полуулыбкой и пытались придумать, что сказать еще.
– Я… – начала Минни.
– Вы… – начал он.
Улыбки сделались искренними.
– Что? – спросила она.
– Я хотел сказать, что принца, вероятно, уже нет в оранжерее орхидей. Вам следует уйти, прежде чем сюда кто-нибудь придет. Ведь вы не хотите, чтобы вас увидели одну в моем обществе, – добавил он довольно чопорно.
– Я не хочу?
– Нет, не хотите, – заявил он мягче, с сожалением, но все же решительно. – Не хотите, если рассчитываете, что вас будут принимать в обществе. С учетом того, что я рассказал вам про моего отца и семью. Я намерен переменить это, но пока… – Он взял ее за руки и привлек к себе, повернув так, чтобы они оказались лицом к входу в оранжерею орхидей. Он был прав, разговоры там затихли, превратившись в негромкий гул.
– Благодарю вас, – проговорил он с нежностью. – Вы были очень добры.
К его щеке прилипла крошка рисовой пудры, она встала на цыпочки, стерла ее и показала ему на пальце.
Он улыбнулся, снова взял ее руку и, к ее удивлению, поцеловал кончик ее большого пальца.