Седьмой сын

And when he looked, it was exactly as he knew it would be-little Al standing there, looking up at the shaven tree that would grind him into the floor of the church.	Когда он все же взглянул в ту сторону, все обстояло так, как ему привиделось: малыш Эл стоял как вкопанный, глядя изумленными глазами на приближающееся сверху гладко обтесанное дерево, которое превратит его в лепешку и вобьет в пол будущей церкви.
Nothing else would be damaged-because the beam was level, its impact would be spread across the whole floor.	Больше ничего непоправимого не случится, балка хорошо уравновешена, поэтому удар придется по всей длине пола.
The boy was too small even to slow the ridgebeam's fall.	Тельце ребенка даже на миг не остановит громадину.
He would be broken, crushed, his blood spattering the white wood of the church floor.	Его сломает, разотрет, и кровь брызнет на белую древесину церкви.
I'll never get that stain out, thought Thrower-insanely, but one could not control one's own thoughts in the moment of death.	"Ее ж не отмыть будет!" - в панике подумал Троуэр. Чистое безумство думать об этом в такую минуту, но разум, столкнувшись со смертью, выходит из подчинения.
Thrower saw the impact as if it were a blinding flash of light.	Удар превратился в ослепительную вспышку света.
He heard the crash of wood on wood.	Троуэр услышал скрежет дерева о дерево.
He heard the screams.	Раздались крики.
Then his eyes cleared and he saw the ridgebeam lying there, the one end exactly where it should be, the other too, but in the middle, the beam split in two parts, and between the two parts little Alvin standing, his face white with terror.	Затем зрение его прояснилось, и он увидел кровельную балку, лежащую на досках, куда ей и положено было упасть. Только ровно посредине она была расщеплена на две половинки, между которыми стоял побелевший от ужаса маленький Элвин.
Untouched.	Целый и невредимый.
The boy was untouched.	Мальчик был цел и невредим.
Thrower didn't understand German or Swedish, but he knew what the muttering near him meant, well enough.	Троуэр не понимал ни немецкого, ни шведского, но догадывался, о чем бормочут окружающие его мужчины.
Let them blaspheme-I must understand what has happened here, thought Thrower.	"Пусть себе святотатствуют, а я должен понять, что же такое здесь случилось", - подумал Троуэр.
He strode to the boy, placed his hands on the child's head, searching for injury.	Подскочив к мальчику, он принялся ощупывать его, ища следы удара.
Not a hair out of place, but the boy's head felt warm, very warm, as if he had been standing near a fire.	С головы Элвина не упало ни волоска, правда, от нее исходило тепло, скорее, даже жар, как будто секунду назад малыш стоял рядом с огнем.
Then Thrower knelt and looked at the wood of the ridgebeam.	Затем Троуэр встал на колени и изучил одну из половинок кровельной балки.
It was cut as smooth as if the wood had grown that way, just exactly wide enough to miss the boy entirely.	Бревно было словно ножом разрезано, разошлось ровно на ширину детского тельца.