Читаем Седьмой совершенный полностью

– Ах, ты не практикуешь? - удивился Абу-л-Хасан. - А что же ты делаешь, разбоем занимаешься?

Азиз молчал, в бессильной ярости опустив глаза.

– Смотри мне в лицо, - приказал Абу-л-Хасан, - ты знаешь, кто я такой? Я Абу-л-Хасан, запомни это имя, ибо я человек, отвечающий за безопасность халифата. Человек, отвечающий за безопасность моего гостя, потерял его из виду буквально возле дверей этого дома. Просвети мой разум, объясни - куда он делся?

– Я не причинил ему вреда, - сказал Азиз.

– Это хорошо ты сделал, иначе мне пришлось бы тебя убить. Я могу тебя арестовать, но, пожалуй, отпущу, когда удостоверюсь в том, что мой друг цел и невредим. Иди, приведи его сюда.

– Там их двое.

– Обеих приведи.

Азиз в сопровождении гвардейцев ушел.

– Определенно там что-то происходит, - не унимался Имран.

– Я же тебе объяснил, что там происходит, - раздраженно сказал Ахмад Башир, недовольный тем, что его перебивают.

– Я думал ты шутишь.

– Нет, я не шучу.

И, словно в подтверждение его слов, дверь открылась и гвардеец, заглянув внутрь, сказал:

– Господа, вы свободны.

– Что я тебе говорил, - усмехнулся Ахмад Башир.

За прошедшие годы Имран очень изменился, но не настолько, чтобы Абу-л-Хасан не смог его узнать. Тем более, что память у Абу-л-Хасана была профессиональной.

– Это ваш друг? - полувопросительно сказал Абу-л-Хасан, - он неважно выглядит.

– Он нездоров, у него горячка, - отозвался Ахмад Башир, пытаясь понять, узнал Абу-л-Хасан Имрана или нет. С момента их единственной встречи прошло много лет, но по лицу царедворца трудно было что-либо понять.

– Его зовут Имран, - добавил он, внимательно глядя на Абу-л-Хасана. Но лицо начальника тайной службы осталось бесстрастным. Имран стоял, прислонившись к стене. Несколько сделанных им шагов исчерпали его силы. Видя, что он сползает вниз, один из гвардейцев подхватил его.

– Отправьте его ко мне домой, - распорядился Абу-л-Хасан, - а ты ступай и приведи лекаря. А вы, мой друг, надеюсь, также отдохнете в моем доме, и я приношу вам свои извинения за это происшествие.

– Ну, что вы, раис, напротив, чрезмерно благодарен вам за помощь. Я только провожу приятеля, а сам пойду в караван-сарай, у меня там комната оплачена, а если я не приду, то хозяин-плут отдаст ее кому-нибудь. Но вечером, если вы не возражаете, я приду навестить своего приятеля.

– Буду рад видеть вас, тем более ,что нам есть о чем поговорить, сказал Абу-л-Хасан.

"Узнал", - подумал Ахмад Башир.

– Что делать с этим, раис? - вмешался офицер, указывая на главаря.

Азиз с видом побитой собаки, поднял голову, ожидая своей участи. Его состояние можно было передать, сравнив с чувствами человека, узнавшего, что дом, в котором он так уверенно распоряжался, принадлежит другому.

– Я надеюсь, что ты уяснил, кто здесь главный? - спросил у него Абу-л-Хасан.

– Да, - еле слышно сказал Азиз, но все услышали.

– Тогда убирайся прочь и не попадайся мне больше на глаза. В следующий раз не отпущу.

Азиз, не оглядываясь, пошел к выходу.

Наср ал-Кушури, увидев группу людей в резиденции, послал хаджиба выяснить кто такие. Вернувшись, хаджиб доложил, что вазир Али ибн Иса ожидает аудиенции повелителя правоверных.

– То есть, как ожидает? - возмущенно воскликнул главный администратор, - Сегодня же не приемный день, среда, а не понедельник или четверг.

Хаджиб пожал плечами.

– Старик совсем выжил из ума, - проворчал Наср ал-кушури и отправился к халифу с докладом.

Повелитель проснулся не так давно, и все еще лежал, глядя в потолок, который слегка кренился в его глазах. Это было следствием ночной попойки. Услышав о визите вазира, он слабо возмутился, но в следующую минуту сказал:

– Ладно, пусть его проведут в открытый меджлис, жалко старика.

– В открытый меджлис? - переспросил хаджиб ал-худжаб. - Сегодня очень холодно.

– Меня тошнит, - сказал ал-Муктадир, - мне надо подышать свежим воздухом.

Али ибн Иса основательно продрог. День был холодный, с утра даже шел мокрый снег. По дороге он умудрился ступить в лужу и промочить ноги, обутые в сапоги из мягкой кожи. Вазир уже понял свою оплошность, он испытывал неловкость перед своей свитой. Надо же было явиться во дворец с такой помпой, чтобы попасть в неприемный день и выставить себя на посмешище. "И главное, ни один собачий сын не напомнил мне об этом, - с горечью подумал вазир и тут же решил, - всех уволю". Он хотел, было, уйти восвояси, но тут получил известие о том, что его примут.

Халиф, повелитель правоверных, дал вазиру аудиенцию в открытом зале. Он сидел на троне с непокрытой головой и чувствовал удовольствие от того, как воздух холодит его лицо в отличие от вазира, нахохлившегося от холода. Закончив свой доклад, Али ибн Иса поблагодарил халифа за то, что тот принял его в неприемный день.

– Ну что ты, Али, - ответил халиф, - дела государства превыше всего, к тому же мы знаем твои заслуги перед нами.

Вазир с завистью посмотрел на румяное лицо халифа.

"Что значит молодость, - подумал замерзший вазир, - даже бровью не поведет".

Вслух же он неожиданно сказал:

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза