Читаем Седьмой совершенный полностью

Вскоре догнал прохожего, и немного отставая, пошел за ним. Прохожий не оборачиваясь, сказал:

– Рядом иди. Не люблю, когда в спину дышат. Имран прибавил шагу, но тут же оказался впереди. Прохожий тут же заметил.

– Рядом иди. Выскочек не люблю.

Имран убавил прыти и тут же оказался позади. В отчаянии он остановился и крикнул удаляющемуся прохожему: "Послушай, трудно попасть с тобой в ногу".

Прохожий подождал Имрана и миролюбиво согласился:

– Трудно, не буду спорить.

Теперь они шли рядом, но Имран все время то забегал вперед, то отставал.

Слева в низине, показалось озеро, Имран разглядел несколько фигур удивших рыбу.

– Куда мы идем? - поинтересовался Имран.

– Я иду по своим делам, а ты видимо по своим, - ответил попутчик.

Имран изменил вопрос.

– Куда ты направляешься?

Попутчик неопределенно показал рукой.

Тогда Имран спросил:

– Кто ты?

– Не скажу, - ответил попутчик и засмеялся.

От этого смеха у Имрана по коже побежали мурашки, и он решил не вдаваться в подробности этого опасного, вероятно, вопроса.

Верхушка холма, лежащего впереди, была накрыта серебристым облаком. Когда они поднялись до середины, попутчик сказал Имрану: " Там наверху, для тебя все кончится, и ты обретешь покой. Но я вижу, что ты неспокоен, поэтому я оставляю за тобой право выбора. Можешь пойти со мной, но можешь вернуться. Решай сам.

Имран остановился и глядя в удаляющуюся спину попутчика спросил:

– Скажи, я на правильном пути?

Попутчик не обернулся, но Имран услышал слова:

– Ты сам выбрал этот путь, поздно говорить о целесообразности его.

– В карцер пойдешь и плетей получишь, - пообещал офицер, - пошел прочь отсюда. Нерадивый часовой понурясь поплелся к выходу, но в дверях оглянулся и радостно сказал:

– Господин, вот он лежит.

Офицер обернулся и с изумлением обнаружил Имрана, привязанного к кровати.

– Бисмиллах[120], - сказал испуганно офицер, поочередно дотрагиваясь пальцами до своего лба и груди, - кажется, здесь не обошлось без иблиса[121]. Несите-ка его в тюрьму. Я думаю, что человеку с такими способностями нет нужды в лекарях.

Выйдя от начальника тайной службы. Фарида пошла искать укромное место, чтобы поплакать. Таким образом, она оказалась на набережной Тигра, села на чью-то лодку и плакала до тех пор, пока не появился хозяин и не согнал ее. Тогда Фарида нашла прибрежный валун и примостилась на нем, собираясь продолжить свое занятие. Но слезы, увы, вдруг пересохли, и как Фарида не старалась расшевелить жалость к самой себе, ничего не получалось. Тогда она стала глядеть по сторонам.

Была суббота, и на набережной гуляли праздные люди, а по реке плавали прогулочные лодки, которых казалось, было не меньше, чем людей на берегу. С многих лодок слышалась музыка, и доносились голоса певиц. Фарида подумала, что Имран вполне может находиться на одной из этих лодок в веселой компании с женщинами легкого поведения. Ревность тут же ухватила ее за сердце своей когтистой лапой. Но Фарида тут же взяла себя в руки, сказала: "Лишь бы был жив и здоров" и успокоилась.

Одна из проплывающих лодок причалила к берегу, с лодки спрыгнул человек, подошел к женщине и поздоровался. Взглянув ему в лицо, Фарида ответила на приветствие, но тут же настороженно спросила:

– Ты что монах, следишь за мной?

Назар, а это был он, засмеялся.

– Я плыл мимо и увидел твою одинокую фигуру, и решил сойти, и сказать тебе слова сочувствия.

– С чего ты взял, что я нуждаюсь в сочувствии, - вызывающе спросила Фарида.

– Это несложно. Если ты сидишь одна, вечером, на берегу реки, значит, мужа ты еще не нашла?

– Не нашла, - призналась Фарида.

– Скоро стемнеет, - сказал Назар, - тебе не следует сидеть здесь, опасно.

– Мне некуда идти, - ответила Фарида, - в Багдаде у меня нет знакомых.

– В гостиницу.

– Порядочной женщине не место в гостинице, - гордо сказала Фарида, потом помолчав, добавила, - кроме того у меня кончились деньги.

– Хочешь, я дам тебе взаймы, - предложил Назар.

– Нет.

– Почему ты отказываешься?

– Потому что я не собираю милостыню.

– Это не милостыня, я дам тебе в долг.

Фарида смерила монаха презрительным взглядом:

– Умник, вряд ли мы еще раз встретимся, а если я не могу вернуть деньги, значит это не долг, а милостыня.

– А может встретимся, - предположил Назар.

Фарида решительно покачала головой. Назар вздохнул:

– Какой, однако, у тебя тяжелый характер, женщина. Я начинаю догадываться, почему ушел от тебя муж.

– Я бы на твоем месте, монах, попридержала язык, - нахмурившись, сказала Фарида.

Наступило молчание.

– Обиделась? - спросил, через некоторое время Назар.

– Еще чего, - отрезала Фарида, отвернулась и стала смотреть на реку.

– Ну и что ты будешь дальше делать? - спросил Назар.

– Слушай, какое твое дело? - в сердцах сказала Фарида, - ты плыл куда, ну и плыви себе дальше.

– Ну, а все таки?

После долгой паузы Фарида безнадежно сказала:

–Буду сидеть здесь до тех пор, пока кто-нибудь не придет, и не скажет мне, где находится мой муж.

Назар пошел к своей лодке и уже взойдя на нее заметил.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза