Читаем Седьмой совершенный полностью

– Или ты не слышал о махди, который недавно объявился в Медине, и тревожит умы разговорами о том, что он Седьмой Совершенный, и что фатимидский халиф самозванец и узурпатор, обманом занявший престол, и что только он истинный Имам времени, наследник Джафара ас-Садика, при этом он потрясает четками, якобы принадлежащими пророку, как доказательство своей миссии.

– Нет, повелитель, я ничего не слышал, - признался Меджкем, - но почему это тебя беспокоит. Все время разные безумцы объявляют себя мессиями. Пусть собаки лают, караван пусть продолжает свой путь.

Немного помолчав, Убайдаллах сказал:

- Сдается мне, что это наш друг Имран объявился. В последнее время, я часто спрашиваю себя, почему я отпустил его, почему не казнил.

Видя, что халиф перешел к риторике, Меджкем. облегченно вздохнул и перевел дух. Кажется, и на этот раз пронесло. С тех пор как он провалил задание по поимке государственных преступников, каждый раз, когда халиф вызывал его к себе. Меджкем прощался с жизнью. Племянник халифа был тайно казнен в тот же день, когда раскрылся заговор. Об этом кроме халифа знал только Меджкем, даже палач не знал, кого он лишает жизни. По дворцу был пущен слух, что, племянник арестован, и содержится в тюрьме в секретной камере. Меджкем прекрасно понимал, что это посвящение в тайну халифа значительно сокращает срок его жизни. В тот день, когда трактирщик, вернувшись, освободил их, у Меджкема мелькнула мысль, что ему тоже надо теперь уносить ноги от гнева Убайдаллаха. Он тогда подавил ее, и пустился в погоню, за беглецами. Но те как сквозь землю провалились.

– Стоит ли тебе, государю, обращать внимание на каких-то жалких лжепророков, - немного осмелев, заявил Меджкем.

- Это не простой лжепророк, это Имран, такой же предатель, как и его покровитель - Абу Абдаллах. И от кого же я слышу эти речи, от человека, которому было поручено арестовать или уничтожить его, и который провалил все три попытки. Теперь ты лично, слышишь меня Меджкем, лично отправишься в Медину и убьешь его. А теперь, убирайся с глаз моих, пока я не передумал и не решил отправить кого-нибудь другого, а тебя казнить.

– А если это не он? - спросил Меджкем.

- Это он, - уверенно сказал Убайдаллах.

Меджкем поклонился и пошел к выходу.

Анна слышала, как вернулся со службы Абу-л-Хасан, но выходить к нему и приветствовать не торопилась. Настроение господина было неизвестно. Выждав определенное время, она спустилась в кухню, перехватив Хамзу, взяла у него из рук поднос с ужином и предупреждая его возмущение, сказала:

– Я тебе уже говорила, подавать еду своему мужу буду я сама.

Управляющий беспрекословно отдал поднос, вернулся на кухню и вполголоса сказал повару.

– Взял служанку на свою голову, пожалел называется. Теперь она мной командует. Воистину говорят, возьми в дом сироту, чтобы он укусил тебя за зад.

Хамза ворчал скорее по привычке, ибо относился он к Анне благосклонно.

– Повар сказал:

– Мне, например, тоже всегда жена кушать подает!

– Иди ты, - притворно удивился Хамза, - а слуги у тебя в доме есть?

– Нет, - сознался повар и засмеялся.

– То-то же, - назидательно сказал Хамза.

– Пойду, погляжу, может еще, чего понадобится.

Он пошел в гостиную, где ужинал хозяин, остановился у открытой двери, не показываясь, впрочем, на глаза и напряг слух.

Абу-л-Хасан в последнее время жил с ощущением смутной и неясной тревоги, какая наступает после крупной жизненной удачи. Удивительно, как устроен человек, всегда он ожидает возмездия. Арест могущественного Ал-Фурата поверг двор в смятение. Его содержание под стражей было окутано такой тайной, что никто, даже Абу-л-Хасан, начальник шпионов не знал, где он находится.

Но какие бы заботы не одолевали Абу-л-Хасана, вид молодой жены с подносом в руках всегда вселял в него чувство умиротворения.

Анна поставила поднос с едой перед мужем и направилась, было к двери.

– Поужинай со мной, - остановил ее Абу-л-Хасан.

– Я не голодна, - сказала Анна.

– Ну, тогда, просто посиди.

Анна присела.

Абу-л-Хасан посмотрел на ее живот и спросил:

– Как он себя чувствует?

– Сегодня он меня ударил, - пожаловалась Анна.

Абу-л-Хасан довольно засмеялся. Налил себе вина и выпил.

– Хочешь вина? - предложил он.

– Наверное, мне нельзя, - отказалась Анна.

– Наверное, - согласился Абу-л-Хасан, - честно говоря, мне не нравится, когда женщина пьет.

На ужин Абу-л-Хасану была приготовлена курица. Он отделил от нее ножку и протянул ее жене.

Анаис помотала головой.

– Дай лучше мне крылышко, - попросила она.

Абу-л-Хасан оторвал крылышко и дал его Анне.

– Что-то я хотел тебе рассказать, - заметил Абу-л-Хасан.

– Что?

– Забыл.

– Ты вернулся озабоченным.

– Нет, не поэтому, - задумчиво сказал Абу-л-Хасан, - а, вспомнил. Вообрази себе, сегодня секретарь докладывает, мол, просится на прием женщина. Я в недоумении, потом почему-то решил, что это ты решила меня навестить на службе. Но нет, входит женщина, лицо закрыто платком. Приветствует меня и протягивает мне бумагу.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза