Седьмой от Адама

— Да, конечно, — ответил Матвей, но тут ему пришла новая идея. — Послушайте, если они действительно неотличимы, так может, вернём в экспозицию ваши копии, а я заберу оригиналы? А?

— Э нет, — взвился Егор. — Так мы не договаривались. Это, Матвей, уже другая статья — это чистая уголовщина, и мы на неё не подписывались, верно, Семён?

— Верно, — мрачно отрезал Семён. — Не подписывались, да и не дам я грабить музей.

— Ладно, ладно, — тут же пошёл на попятный испугавшийся Матвей. — Это я так, предположил только.

Он достал из рюкзака толстую пачку денег и передал реставраторам. Те тщательно пересчитали, разделили пополам и только после этого аккуратно упаковали Матвею его покупку. А сторож-искусствовед Саша, получив свою долю, вывел приятеля с тяжёлым рюкзаком через один из многочисленных и неприметных служебных входов.

5.5

Как они условились, Матвей прямиком из Эрмитажа отправился в баню, но поймать такси ночью оказалось делом непростым, и постучался он в дверь кочегарки уже ближе к утру. Евгений оказался там не один. За столом, обложенный книгами и листами бумаги, изрисованными странными значками, сгорбившись сидел Мазин. Матвей собрался удивиться, но Евгений опередил его.

— Миша помогает мне разобраться в кое-каких иероглифах. Мы оба в них не сильны, но вместе что-то получилось. Ну, Матвей, показывайте вашу добычу.

Матвей торжественно, по одной, стал доставать фигурки из рюкзака, разворачивать бумагу и тряпки, в которые те были замотаны, и аккуратно выставлять на стол. Особой торжественности не получилось, потому что Мазин тут же схватил обломанную табличку и принялся, бормоча что-то невнятное, сравнивать её надписи со своими рисунками и книгами. Евгений дождался, пока Матвей выставил всё, и, беря скульптуры по одной в руки, стал внимательно их осматривать, изучать, разглядывать в мощную лупу и даже нюхать. Видимо, он остался доволен осмотром, потому что, осмотрев последнюю, он улыбнулся.

— Ну что ж, Матвей. Вы, похоже, справились и честно заработали свои деньги. А если всё с этими артефактами пройдёт как нужно, если их примут те, кому они предназначены, то обещаю вам ещё и премию.

— Да? — обрадовался тот. — А когда это будет известно?

— Скоро, мой нетерпеливый и жадный друг. Очень скоро. Я дам вам знать, — улыбаясь, ответил Евгений.

Он выдал Матвею оставшуюся часть денег и выпроводил его из кочегарки, не забыв напомнить, что завтра бал и что Матвею нужно обязательно присутствовать. Когда он вернулся к столу, Мазин, слышавший весь этот разговор, хмуро спросил:

— А мне тоже надо пойти на этот бал?

— Ни в коем случае, — резко ответил Енох. — Если эти фигурки не настоящие, то боги не примут жертву, и тогда возможны серьёзные осложнения. Так что держитесь завтра вечером от бани подальше.

5.6

Разговор с Константином Елецким, практически с самого своего попадания в клинику обосновавшимся в отделении для буйных, прошёл почти так же, как и задолго до того его беседа с Зиновием Ароновичем, с той лишь разницей, что на этот раз помощь санитаров не понадобилась, а Фомин справился сам, ловко скрутив и прижав к кровати быстро пришедшего в ярость пациента. Разговор со вторым больным с той же навязчивой фобией прошёл мирно. Он находился в клинике почти двадцать лет, и всё человеческое, что в нём когда-то было, уже стёрлось, вымылось, вытесненное многолетним приёмом разнообразных антидепрессантов и уколами аминазина. По паспорту ему было почти пятьдесят — выглядел он на все семьдесят. Вялым, без эмоций, голосом он слово в слово рассказал то же, что и было вписано в его истории болезни: знакомство, фотосъёмку и просыпание в чужом теле. Он не помнил уже ни своего имени, ни прошлой жизни, и то, что он рассказывал, казалось заученным сейчас, заново, а не происшедшим с ним когда-то в реальности. Зиновий Аронович решил, что на этом визит Фомина закончен, и потащил его к себе в кабинет, попить чайку. От чая тот не отказался, но, как выяснилось, и уходить не собирался. Леонид Петрович был следователем, а не врачом и мыслил иначе. Допив чай и выкурив у открытой форточки сигарету, он уселся за стол на место Зиновия Ароновича, разложил свои бумажки и скомандовал:

— А теперь, Зяма, давай их обоих сюда. Устроим очную ставку. И санитаров держи наготове. Возле каждого.

То ли Зиновий Аронович не услышал последнюю фразу, то ли решил, что ему как врачу виднее и нечего ему тут указывать, но санитаров он поставил только возле буйного пациента. И потому, когда тихий и вялый старик, вглядевшись по Лёнькиному требованию в сидящего напротив Елецкого, кинулся на того и вцепился в ему горло, перехватить нападавшего было некому. Вялыми дрожащими пальцами он пытался душить прижатого к стулу двумя бугаями-санитарами Елецкого, шипя:

— Отдай! Отдай, сволочь, это моё тело!