Седьмой круг рисуем собственной рукой

Хихиканье, в котором почудилась насмешка.

Нервы не выдержали напряжения, сдали.

Схватив мобильник и ключ, Ликин выскочил из номера. Одиночество стало нестерпимым. Окрепла уверенность, что если он пообщается с кем-нибудь, неважно с кем, наваждение уйдет и все вернется на круги своя.

В коридоре пусто. Ни горничной со стопкой чистого белья, ни уборщицы с пылесосом и тележкой на непременно поскрипывающих колесиках. Постояльцев тоже не наблюдалось. Ощущение, что во всем здании он остался наедине с безумными видениями.

Максим Геннадиевич направился в дальний конец коридора, прислушиваясь у каждой двери. Он готов постучаться в номер к незнакомому человеку и задать самый нелепый вопрос, вплоть до «не найдется щепотки соли?» Главное, услышать в ответ человеческую речь. Пускай даже мат.

Но за закрытыми дверями царствовала тишина.

На этаже восемь номеров, включая его. Каждый отмечен красивым кованным номером, сияющим начищенной бронзой.

В дальнем конце коридора, за шторой из плотной ткани, обнаружилась узкая дверь. Она легко открылась, и Максим Геннадиевич вышел на балкон.

Горячий воздух слизнул бусинки пота со лба.

Небольшое пространство, рассчитанное на одного курильщика, забрано со всех сторон кованой решеткой. Виноградная лоза в палец толщиной, густо переплетаясь с колючими ветвями роз, образовали преграду, надежнее тюремной. Забраться в отель через балкон не удастся при всем желании, равно как и покинуть его.

Вид с балкона открывался на самую что ни на есть глухую подворотню, где кроме гниющего со времен царя Гороха остова кареты ничего нет. На черных от грязи стенах не видно даже привычных надписей, оставленных юными бунтарями, бросающими вызов равнодушному миру посредством брани и мата. Впечатление, что сюда никто не заходил многие и многие десятилетия, а то и века.

И звуков никаких не доносилось. И это в центре города среди бела дня!

Унылая картина лишь усилила тревогу. Как-то все вокруг ненормально. Словно в беспокойном сне, одном из тех, что часто являются перед каким-нибудь ответственным событием.

"Не буду терять время. Нужно срочно с кем-то пообщаться…" – Максим Геннадиевич вернулся в коридор, прикрыв за собой дверь и задернув штору.

Ряд дверей и по-прежнему ни одной живой души. Мертвой, к счастью, тоже не наблюдалось.

"Уж уж стойки администратора кто-нибудь точно есть", – встрепенулся Ликин. Может даже милая администратор еще не сменилась.

Несмотря на неуместную мечтательность мысли, Максим Геннадиевич ускорил шаг.

Лестничный пролет змейкой обвивал шахту лифта.

Остановившись у зеркальных створок, мужчина вдавил кнопку вызова. Она сменила цвет с зеленого на красный. Что-то в общественных заведениях стимулирует желание пользоваться этим чудом техники даже для перемещения на один-единственный этаж.

Кабинка ползла медленно, словно не на второй этаж, а как минимум к пентхаузу небоскреба.

Максим Геннадиевич переминался с ноги на ногу, жалея, что не пошел пешком. Но уйди сейчас как-то глупо.

Створки кабины приветливо разошлись, приглашая прокатиться. Мягкий свет, красный ковер на полу, огромные зеркала с трех сторон и на пололке.

Зайдя внутрь, Максим Геннадиевич ткнул в кнопку, помеченную цифрой "1", и глубоко вздохнул. Усилием воли растянул губы в улыбке. Не появляться же на люди с испуганным лицом. Подумают еще что нехорошее.

Створки захлопнулись быстрее, нежели открывались. Кабина вздрогнула, отметив начало движения вниз. Что-то скрипнуло, засопело… возникло впечатление, что ее опускал не механизм, а какой-то тролль, страдающий от жуткого похмелья.

Покачиваясь, кабина неспешно опускалась. Сопя и скрепя.

Как-то слишком уж долго.

Даже черепашьим шагом один этаж уже несколько раз можно было бы преодолеть.

Может в этом здании есть подвал в несколько этажей, и лифт решил доставить кабину на самую глубину?

Из зеркала на Максима Геннадиевича смотрело трудноузнаваемое лицо с выпученными от страха глазами и перекошенным ртом. Да уж, улыбка и выражение спокойствия не удались.

Отвернувшись, он наткнулся на очередное отражение, прожигающее шальным взглядом. Отвел глаза вверх. Тот же страх во взгляде, только лицо подано с необычного ракурса.

Организм начал ощущать нехватку кислорода, голова затуманилась, перед глазами поплыла пелена.

Покачнувшись, мужчина вынужден был опереться рукой о стенку. На зеркальной поверхности появился четкий отпечаток ладони.

Душераздирающий скрип, жалобный стон. Кабина, судорожно вздрогнув, замерла.

– Куда-то приехали, – судорожно всхлипнул Максим Геннадиевич. Голос прозвучал странно, инородно. И вместо того, чтобы успокоить, лишь усилил приступ паники.

Кабина лифта стояла, а дверь и не думала открываться.

Сдержав рвущийся наружу крик, просочившийся сквозь плотно сжатые губы жалостным писком, мужчина дотянулся до панели, нацелив палец на кнопку, которая открывает и закрывает двери.

Но вместо кнопки из металлической пластины со знакомым значком торчал глаз. Человеческий. Со слегка порозовевшим белком и небесно-голубой роговицей.

– Какого…

Зрачок, стремительно расширяясь, метался по глазному яблоку.