Седьмой круг рисуем собственной рукой

Привычная последовательность движений, и вспыхнул фонарик.

Максим Геннадиевич направил луч на пальцы. Они красные.

«Во время сна прокусил губу», – пришло понимание случившегося.

На часах 04.34.

Сегодня уже не уснуть.

Включив свет, Максим Геннадиевич обвел мутным взглядом скудную обстановку номера. Голова тяжелая, словно ватой набита, и тупая боль жжет в груди. В этот раз кошмар оставил после себя более разрушительные последствия для организма. Какой-то проклятый номер, как только рассветет, он подыщет себе новое жилье.

Суеверный бред конечно, но здесь он больше не останется.

Вспомнив, Максим Геннадиевич бросил быстрый взгляд на стену. Рука на месте. Пальцы сжаты в кулак. Лишь средний вызывающе оттопырен.

– Сама пошла! – орет он, не беспокоясь за соседей.

Страх, пошедший на убыль после пробуждения, вернулся с новой силой. Что здесь, черт побери, происходит?

Единственное разумное объяснение, которое пришло на ум, у него поехала крыша.

Словно подтверждая догадку, из-за спины донесся смешок.

Ликин стремительно обернулся.

У изголовья кровати из стены торчит женская голова. Если судить по сережкам в ушах. Лицо полностью закрыто волосами. Черными, длинными.

– С добрым утром, дорогой. – В женском голосе проскользнуло шипение. Дыхание колыхнуло завесу волос, мелькнул провал беззубого рта, в ореоле разбитых губ.

Эти слова он слышал каждое утро, просыпаясь в своей постели. Но каков контраст с ласковым шепотом любимой.

– Кто ты? – голос Максима Геннадиевича задрожал от страха.

Голова дернулась, отчего локоны принялись извиваться как змеи у Горгоны Медузы, и издала шипение, в котором проскальзывали звуки, сложившиеся в слова:

– Мечтай о смерти…

– Что тебе от меня нужно? – пробормотал мужчина, яростно протерев глаза. Пускай абсурдное видение исчезнет.

Голова не исчезла. Она по-прежнему шипела и шевелила волосами-змеями.

Количество ненормальностей зашкалило, и инстинкт самосохранения окутал мозг туманом животного ужаса.

Не контролируя себя, Максим Геннадиевич отпрыгнул прочь от кровати.

В спину уткнулись пальцы, попытались ухватить, оцарапать.

Ликин рванул в санузел. Его сотрясала крупная дрожь, так что рука не с первой попытки попала по ручке. Наконец дверь открылась, и он ввалился в тесную комнатушку.

Кап… кап… – неплотно закрытый кран монотонно ронял влагу.

Из зеркала уставилось перекошенное лицо с расширенными глазами. В их темной глубине сплелись в яростной борьбе страх и безумие.

То, что из зеркала смотрел не ужасный монстр из кошмара, а он сам, пускай и утративший частично человеческий облик, позволило Максиму Геннадиевичу взять себя в руки. Не полностью, но достаточно чтобы действовать, а не метаться в приступе паники.

Пустив воду, он подставил под тугую струю пылающее лицо. Отфыркиваясь, перевел дух.

С ним что-то происходило. Что-то очень нехорошее… Нужно принять этот пугающий факт и искать выход.

Закрыв кран, дрожащей рукой снял с сушилки полотенце, вытерся. Прислушался к доносящимся из соседней комнаты звукам.

Постанывал холодильник. В механические звуки вклинилось шипение. Или это воображение играло со слухом дурную шутку?

Желание поверить, что временное помешательство прошло, что отголоски ночного кошмара растаяли, сильно. Вот только натянутые до предела нервы не позволили самообману обрести силу.

В четырех стенах санузла все обыденно. Нет ни кошмарных видений, ни торчащих из стен частей тела… может, если он побудет здесь дольше, то и остальной мир вернется к привычному порядку.

А если дело не во всем мире, а исключительно в номере? Не на пустом же месте сформировались рассказы о проклятых жилищах.

Мысль показалась Максиму Геннадиевичу настолько привлекательной, что он даже дернулся, сгруппировавшись, словно перед боем.

Точно, нужно выбраться из номера, пообщаться с людьми и все будет хорошо.

– Все будет хорошо, – словно мантру повторил Максим Геннадиевич, распахнув дверь санузла.

Стон непроизвольно сорвался с губ.

Голова у изголовья кровати тряхнула волосами и зашипела, словно гадюка, готовящаяся к броску. Рука сжала кулак, хрустнув костяшками, погрозила указательным пальцем.

Держась на оставшихся крохах решимости, Максим Геннадиевич подошел к голове и притронулся ко лбу пальцем. Твердый. Кончики пальцев ощутили сальные волосы. Накатило желание постучать по нему костяшками и заявить: «Глухо как в танке». В последний момент страх пересилил кураж, и Ликин не решился на столь вопиющий поступок. Вместо этого повел головой из стороны в сторону, особое внимание уделяя углам.

– Это ведь какая-то шутка? – спросил он, всматриваясь в темный зазор между потолком и крышкой одежного шкафа. Где-то внутри он понимал, что происходящее не розыгрыш, а реальность, пускай и нереальная. Но желание найти разумное объяснение очень сильное. Увы, ни намека на скрытую камеру.

Зато абсурда в избытке.

Голова подрагивала, сквозь шипение порой прорезалось скрипящее хихиканье. Рука грозила и оскорбляла.

– Что тебе от меня нужно? – склонившись почти вплотную к закрытому волосами лицу, проорал Максим Геннадиевич. Срывавшаяся с губ слюна оставила на волосах белесые комки.