Седьмой круг рисуем собственной рукой

Пролистав заполненный больше чем на две трети журнал, Максим Геннадиевич удостоверился, что в нем отмечено еженедельное заселение и выезд постояльца с одним-единственным ФИО. Захлопнув книгу, мужчина бросил ее на стойку.

«Том 4593», сообщила аккуратная надпись на обложке, сразу под красивым вензелем, заключившим в страстные объятия слова «Гостевая Книга».

Хихикнув, Максим Геннадиевич прижал ладонь к губам.

Прикусив пальцы, сдержал приступ смеха.

Нельзя сдаваться безумию.

Нахлынула ярость. На неизвестного шутника, с садисткой изобретательностью воплощавшего бредовый замысел, на несправедливость бытия, обрушившего на него все эти странности, но себя, за то, что не может найти выхода, на жену, что не берет трубку и не отвечает.

Не выдержав, Максим Геннадиевич заорал во весь голос

– Есть здесь кто-нибудь, черт вас всех побери?

И не дожидаясь ответа, бросился к входной двери. Прочь из этого проклятого отеля.

Массивные створки даже не дрогнули, когда он потянул их на себя.

Навалился всем телом – с тем же результатом.

Закрыто.

Максим Геннадиевич бросился к окнам.

Железные решетки, сквозь которые и руку просунешь с трудом, закрытые ставни, сделавшие даже такую возможность бесполезной. Ни выбраться, ни позвать на помощь.

Страх обжег спину огненным дыханием, волосы на затылке поднялись дыбом. Оставаться на месте стало невозможным.

«Где-то должен быть ключ», – среди хаоса паники отыскалась здравая мысль.

Максим Геннадиевич бросился к столу, распахнул дверцы боковой тумбы.

Пусто. Лишь раздавленная компьютерная мышь, с издевательски завязанным на узел шнурком, покачивалась на изогнутом гвоздике.

Рванув верхний ящик, мужчина уронил его на пол.

Пусто.

Неудача лишь подстегнула решимость. Он даже зарычал от злости, саданув кулаком по столешнице и отшвырнув прочь журнал регистрации посетителей.

Мечась, словно тигр в клетке, Максим Геннадиевич разметал постельное белье, опрокинул аквариум, но вожделенный ключ не отыскал.

Придя к выводу, что в фойе делать нечего, он направился к лестнице.

Со страхом покосился на створки лифта, и решительно взбежал по ступенькам.

Не замеченные ранее картины – репродукции старых мастеров, взирали на него укоризненными взглядами уставших людей.

Путь на третий этаж перекрыт решеткой из толстых прутьев, бесполезно даже пытаться выломать их. Мелькнула мысль воспользоваться лифтом, но уверенность, что во второй раз из зеркальной клетки ему не вырваться, остудила этот порыв.

Заглянув в свой номер сквозь приоткрытую дверь, Ликин обнаружил торчащую из стены руку, призывно машущую ему.

Скрипнув зубами, он продолжил движение.

Нужно понять, что происходит. Логичное предположение о сумасшествии лучше оставить на потом.

У следующей двери Максим Геннадиевич остановился, не решаясь бесцеремонно вломиться в чужое жилище. Но страх скомкал привычки, и он постучал в дверь.

Не дождавшись приглашения, взялся за ручку. Подергал. Закрыто.

Двинулся наискось, чертя зигзаг. От двери к двери. Все до одной закрыты. На стук тоже никто не отозвался.

Выйдя на балкон, Максим Геннадиевич обвел взглядом тоскливый пейзаж и прокричал:

– Эй, люди!

Ответа не последовало.

Опустившись на железобетонную плиту, мужчина обхватил голову руками и уткнулся пылающим лбом в прохладную решетку. Колючки впились в кожу, на переносице заблестели бисеринки крови.

– Почему?

По щекам побежали слезы.

– Почему?!

Даже эхо не ответило.

Лишь равнодушно шумел, раскинувшийся вне поля зрения город. Рев моторов, стук колес и еще множество звуков, которые не вычленить, но все они создают непрерывный гул.

Стерев рукавом слезы и кровь, Максим Геннадиевич извлек из кармана кошелек. Раскрыл его.

В специальный кармашек, за матовую пленку засунута фотография. Жена и дочка сидят на пластиковых креслах, вцепившись в стальной поручень, ради безопасности удерживающий их на местах. Над головой краснеет краешек крыши кабинки колеса обозрения. Судя по бесконечно далекому городу за спинами, она находится на самом пике. На лице Тани застыла мягкая улыбка, в глазах читается нежность. Дочка же сияет от радости. В руке зажат надгрызенный и позабытый ком сахарной ваты, из взъерошенных волос торчат кошачьи ушки обруча. Она что-то кричит, горя желанием поделиться переполняющим ее счастьем с самыми любимыми людьми – папой и мамой. В тот день он заполнил память цифрового фотоаппарата под завязку. И достаточно много снимков, где в кадре они все трое. Но этот лучше всего передавал эмоции, которыми они наслаждались этим летним днем.

Не отрывая от снимка взгляда, Максим Геннадиевич достал из кармана мобильный телефон и, разбудив его, нажал вызов последнего контакта.

Гудки ушли в пустоты, оставшись без ответа.

Ругаясь, мужчина вскочил на ноги и, сунув кошелек с мобильником в карман, покинул балкон. Хлопнула дверь.

Не зная, что предпринять, но не в силах бездействовать, он устремился вперед.

И замер. До его слуха донеслось невнятное бормотание.

Он прислушался.

В ближайшем номере, несомненно, кто-то разговаривал.

Прижав ухо к двери, Максим Геннадиевич прислушался.