Седьмое небо

— Почему? — переспросил Егор. Не мог же он сию минуту объяснить ей, что ему дали неделю на то, чтобы спасти свою жизнь и, возможно, остатки репутации.

— Да идите вы к черту! — произнесла она устало. — Я не знаю, о чем эта пьеса. Если вы думаете, что о том, как злые люди оболгали честного и умного бизнесмена…

Егор вдруг вновь взбеленился до такой степени, что перед глазами у него поплыли зеленые и красные круги.

— Слушайте, вы! — Он не сделал ни одного движения, но Лидии показалось, что он надвинулся на нее, как черная тень. — Из-за вас я лишился работы. Навсегда, понимаете?! И я пока не знаю, как мне спасти свою шкуру. Вы ни черта не понимаете, что натворили. Вы выпустили из бутылки не одного, а полтора десятка джиннов, и меня в том числе. Вы просто вздорная, подлая и тупая особа, которую кто-то использовал! Поэтому отвечайте, пока у вас еще есть возможность.

Его тирада не произвела на нее никакого впечатления, за исключением замечания о ее тупости. Он обозвал ее тупой, этот хренов персонаж, материализовавшийся из ее статьи! Сначала он чуть не задушил ее, а потом обозвал тупой!

— Это вы тупой! — взвизгнула она и закашлялась. Почему-то Тамара Петровна все не возвращалась. — Вы, а не я! Теперь вы хотите, чтобы я с вами разговаривала, а две недели назад чуть не силой вытряхнули из своей машины! Конечно, тогда вы были на коне и в бо-ольшом почете, а сегодня вам наступили на хвост! И кто же?! Какая-то недоделанная редакционная крыса, которую вы три месяца отшивали по телефону!

— В этом все дело? — спросил он таким тоном, что она, как разгулявшаяся собака, на которую прикрикнул пьяный прохожий, присела на задние лапы от страха. — В том, что я не желал разговаривать с вами по телефону и отказался участвовать в низвержении вашего начальника?

— Вот и я! — проговорила Тамара Петровна, просовывая длинный нос в приоткрывшуюся дверь. — Вот кофта, вот колготки. Помочь тебе, Лидия?

— Спасибо, Тамара Петровна, — пробормотала та, боясь повернуться спиной к этому сумасшедшему в черном пальто. — Вы меня просто спасли. Не знаю, что бы со мной было…

— Нам нужно договорить, — настаивал сумасшедший. — Да не бойтесь вы, ничего с вами не будет!

— Я не хочу с вами договаривать. — У Лидии вдруг застучали зубы. — Идите к Леонтьеву и договаривайте с ним. Третья дверь налево.

— Почему вы решили, что бумаги подлинные?

— Лидия, идем, — поторопила Тамара Петровна. — Не ровен час кто-нибудь покурить выйдет, а тут ты, вся такая… необыкновенная.

— Потому что если неизвестный зверь пахнет, как собака, лает, как собака, и выглядит, как собака, значит, это и есть собака!

— Они пахли, выглядели и лаяли, как подлинные документы?

— Идите на!.. — крикнула Лидия в полном отчаянии. — Идите к Леонтьеву! Вы еще будете умолять меня, чтобы я не подавала на вас в суд за попытку покушения в присутствии свидетелей!

Это было сильно сказано — “в присутствии свидетелей”. Егору неожиданно стало легче дышать, как будто чуть отступили, раздались своды штольни, которая обрушилась на него сегодня утром.

Однажды на него и вправду обрушилась штольня. Это было давно, но до сих пор самый худший из его кошмаров — это те сорок шесть часов.

Дверь закрылась.

Егор осторожно привалился к стене. Он еще не осознал до конца, что и вправду пытался задушить эту девку. Что с ним стало?! Он научился в совершенстве владеть собой еще лет в двадцать, почему же эта наука изменила ему сейчас?! У него нет времени на слепые эмоции, он должен быстро и толково добыть доказательства того, что он не причастен ни к какой фирме “Континенталь”, и тогда Кольцов просто уволит его. Если Егор не добудет этих доказательств, в будущий понедельник его не будет в живых. Тимофей Ильич, конечно, человек терпеливый и законопослушный и вообще на виду, но еще не было случая, чтобы он отпустил врага живым. В данный момент его врагом был Егор Шубин.

“У меня нет сил унижаться еще и перед этим неизвестным Леонтьевым”.

“Можешь не унижаться, а пойти вытащить из-под сиденья пистолет и застрелиться. Выход просто изумительный”.

“Он не даст мне никаких бумаг, даже если они и вправду существуют в природе. Он вызовет охрану, и меня вышвырнут отсюда”.

“Тебя сегодня уже вышвырнули с работы. Говорят, второй раз это не так болезненно. Тебя теперь отовсюду будут вышвыривать, а ты будешь влезать в окна и двери, умолять, унижаться, просить и клянчить. Неужели ты так этого и не понял?”

Егор еле слышно застонал сквозь стиснутые зубы и, как на эшафот, шагнул в редакционный коридор.

Человек, куривший на лестнице пролетом ниже, хмурился и сосредоточенно думал. Он совсем не ожидал, что этот полоумный Шубин помчится в редакцию объясняться. А что, если он найдет бумаги, или — хуже того! — кассету?! Босс был совершенно уверен, что никаких шагов Шубин предпринимать не будет — кишка, мол, тонка и вообще… дерьмо, аристократишка. А он довольно… прыткий. И не особенно похож на человека, два часа назад потерявшего все.