Седьмое небо

Нужно звонить, рассказывать об увиденном и услышанном. Может, имеет смысл поторопиться и не ждать никакого Нового года? Почему его нельзя пристрелить, например, вечером? Застрелился от стыда и горя, да и все дела.

Девчонку жалко. Вот с ней вполне можно потянуть. Она еще пригодится. Она разжигала его воображение, раздувала его прямо-таки до размеров пожара. Он был опытным мужчиной, и одного взгляда на женщину ему хватало, чтобы определить — весело с ней будет в постели или не очень.

* * *

С этой — он знал совершенно точно — будет не просто веселье, а фейерверк. Салют. Феерия.

С самого порога в нос шибал острый, как бритва, запах валерьянки и еще каких-то лекарств. В голову толкнулось предчувствие беды и растеклось внутри, заполняя все свободное пространство, так что тяжело стало дышать.

Дед.

Позабыв закрыть дверь. Егор большими шагами пошел в глубь квартиры, заглядывая во все комнаты подряд. Откуда-то выскочила Наталья Васильевна, у нее было испуганное и встревоженное лицо.

— В чем дело? — не повышая голоса, спросил Егор издалека.

— “Скорая” была час назад. Сделали три укола, полчаса посидели и уехали, когда давление стало понижаться. Вроде обошлось, Егор Степанович.

Егор еще постоял посреди коридора, потом нагнулся и стянул ботинки.

— Когда приступ начался?

Домработница, уже приготовившаяся взять его пальто, опустила глаза как-то особенно постно.

— Да как газету прочитал, так пошел и лег. И “Скорую” вызывать не велел. Я уж потом на свой страх и риск вызвала.

— Надо было не потом, а сразу, — пробурчал Егор, прячась за раздраженный барский тон. Игра в господина, недовольного прислугой, позволяла еще хоть немного оттянуть момент, когда нужно будет войти и увидеть деда.

— Да разве его уговоришь! — ответила на укор Наталья Васильевна с досадой. — Кремень. Скала.

— Весь в меня, — пробормотал Егор. Не глядя, он швырнул в темноту своей спальни мятый пиджак — свидетель сегодняшнего конца его жизни — и постучал в дедову комнату.

— Ну что? — спросил он, просовывая в дверь голову. — Перестал помирать?

Наталья Васильевна за его спиной закатила глаза и, демонстративно громко топая, прошлепала в кухню. Ее всегда изумляло непочтение Егора к своему более чем пожилому дедушке. Она даже подругам рассказывала, как “эти новые русские” позволяют себе обращаться со старшим поколением.

— Входи и закрывай дверь, — предложил дед нарочито бодрым и веселым голосом. Когда он говорил таким голосом, Егор знал, что случилась беда. — Сквозняк.

В комнате запах лекарств стал еще острее. Почему-то его не вынесло в настежь открытую форточку. В дедовой комнате вообще всегда была чудовищная стужа. Зимой и летом он жил с открытыми окнами, “впускал” свежий воздух и ставил на минимум регулятор батареи, объясняя это тем, что горячий воздух то ли поглощает, то ли видоизменяет какие-то там ионы. Егора дедовы теории страшно развлекали, он всегда с удовольствием их слушал, они восхищали его своей глубокой научностью и обилием умных слов.

— Дед, ты чего это разлегся? — спросил Егор, со страхом вглядываясь в восковое желтое лицо с тонкой кожей и синими прожилками под глазами. — Тебе чего, больше заняться нечем?

— Вот отдохнем и займемся, — пообещал тот все тем же чудовищно бодрым голосом. — Как твои дела?

Егор усмехнулся и сел в кресло напротив.

— Дед, все это чушь и ерунда, — сказал он быстро. — Стоило из-за этого нервничать! Обычные дрязги внутри сплоченного трудового коллектива. Кто-то хочет на мое место, только и всего. Это ведь в ваших пятидесятых все трудились за энтузиазм и “хрущевку”. Сейчас все сложнее, ты ж понимаешь…

“Помрет ведь, — подумал он про деда с отчетливой бабьей жалостью. — Меня застрелят, и он помрет”.

— В наших пятидесятых, — подхватил дед, не открывая глаз, — люди были благороднее и самоотверженнее.

— Это ошибка. — Егор придвинулся в кресле поближе. — Люди во все времена удручающе одинаковы.

— Егор, положи лупу на место, — скомандовал дед. — Разобьешь, где я возьму вторую такую?

— Купим, — заявил Егор, пытаясь вставить лупу себе в глаз. Лупа была громадная, толстого стекла и в глаз никак не лезла.

— Что там у вас случилось, Егор?

Шубин бросил лупу, уперся локтями в колени и потер лицо.

Что он может объяснить своему восьмидесятишестилетнему деду, да еще объяснить так, чтобы он поверил и перестал волноваться и не лежал больше на кожаном диване с таким неживым восковым лицом?

— Дед, ситуация сложная. Я допустил какую-то ошибку и сам до сих пор не знаю, какую. Кто-то решил убрать меня с дороги и сделал это легко и просто.

— Тебя уволили? — перебил дед, вновь закрывая глаза.

— Ну конечно! — ответил Егор с досадой. — Меня уволили, у меня больше нет репутации и профессии. Я должен все начинать сначала.

“И на все начинания у меня неделя. Впрочем, нет. Не неделя. Уже шесть дней и один вечер”.

— Ты должен бороться, — сказал дед, подумав. — Ты не можешь все так оставить. Ты слышал что-нибудь о том, что человек невиновен, если его вина не доказана?

Егор застонал.