Седьмое небо

— Ну да, ну да! — сказал Стас Смирнов язвительно. Он был недоволен тем, что материал вышел без всякого с ним согласования. Никто не спрашивал его мнения, просто пришел Леонтьев, выкинул половину материала и поставил шевелевскую статью, которая с утра наделала в редакции столько шуму. — Леонтьев у нас мастак на чужой спине в рай въехать. Или ты думаешь, что он тебя отмажет, если этот Шубин начнет рыпаться, в суд подавать, опровержения печатать?

— Как раз если в суд, то отмажет, — подлил масла в огонь Саша Воронин, — а если этот твой персонаж окажется обыкновенным бандитом, который запрет тебя на какой-нибудь даче и не выпустит, пока всю кожу полосками не срежет?

— Да вы что?! — не выдержала Лидия. — Белены объелись, что ли?! Какие все грамотные и правильные, одна я дура! Что я должна была делать, когда на меля вышел этот осведомитель? Подарить все Грише Распутину? Или Игорю Леонтьеву? У меня, может, это единственный шанс пробиться, и все вы злитесь, потому что это мой шанс, а не ваш!

— Тю! — фыркнула Нина. — Молодец. Хорошо придумала. Правильно.

Лидия поднялась из скрипучего старого кресла, раздраженно пнула ногой портфель, попавшийся ей по дороге, и плеснула кофе в кружку “Я люблю чай”.

— Кстати, написано неплохо, — заметил Смирнов. — Живенько так, и за душу берет, и сразу понятно, какая первостатейная сволочь этот твой Шубин.

— Вовсе я и не хотела писать, что он первостатейная сволочь! — обозлилась Лидия. — Я старалась соблюдать и соблюла максимум объективности.

— Не знаю, что уж ты там старалась сделать, но Шубин у тебя получился ну просто плакатный враг народа. Правда. — Саша вылил в свою кружку остатки кофе и даже потряс кофейником, словно выжимая из него все, до последней капли. — Чертов снег. Идет и идет. Я сегодня на работу два часа пилил. Думал, с ума сойду. Кстати, братва, вы слыхали новую феню на “Русском радио”?

— А где теперь все эти материалы, Лидия? — спросила Нина задумчиво. — Их, наверное, дома держать опасно…

— У Леонтьева, — ответила Лидия мрачно. — Испортили настроение и радуетесь, сволочи.

— Кто сволочи? — спросил, появляясь на пороге, основной Лидии конкурент Гришка Распутин. — Ты о ком, любовь моя?

— О коллегах, — пояснила Лидия. — Они как раз учат меня жить.

Гришка закатил глаза, как бы давая всем понять, что такую умницу и красавицу, как Лидия, никто не смеет учить жить, по крайней мере, в его, Тришкином, присутствии.

— Я пришел тебя поздравить, — объявил он нежно. — Отличная статья. Статья вполне большой девочки, которая полностью отдает себе отчет в том, что она делает, и умеет раздобыть самую хитовую информацию.

Лидия насторожилась, а Гришка продолжай соловьиные трели и рулады:

— Мне Леонтьев еще вчера макет показал, — сообщил он доверительно. Обойденный вниманием начальства, Стас Смирнов поморщился, но промолчал. — И знаешь, я сначала на него обиделся, что он весь материал тебе отдал, а потом решил, что это правильно, особенно когда статью просмотрел.

— Особенно учитывая то, что компромат предложили именно мне, — уточнила Лидия на всякий случай, — а я его предложила Леонтьеву.

— Вот именно! — согласился Гришка, которого было не так-то просто сбить с толку. — Ты молодец, любовь моя, тебя ждет великая карьера и Пулитцеровская премия в недалеком будущем.

Все это было бы просто прекрасно, если бы эти слова произносил не Гриша Распутин, а кто-нибудь другой. Гришка сейчас должен быть обиженным и надутым, в конце концов, именно он — гордость редакции, а вовсе не Лидия Шевелева, которая в одночасье прославилась из-за материала, который вполне мог написать и Гришка, и то, что он был предложен именно Лидии, на самом деле не имело почти никакого значения.

Странно. Непонятно. Чему он радуется? Или играет? А если играет, то зачем?

Лидию почти не огорчили вялые нападки коллег, но Гришкина чистая радость почему-то показалась подозрительной и неуместной. С Игорем поговорить, что ли?

— Спасибо тебе за хорошие слова, Гриш. — Она сказала это совершенно спокойно и даже радостно. — И вам также! — Это было заявлено более язвительно и относилось к остальной компании. — Пойду навещу начальство. Вдруг оно тоже жаждет дать мне ценные указания или посулить Пулитцеровскую премию?..

— Лидочка! — окликнули ее, едва она вышла в коридор.

Секретарь редакции Тамара Петровна приближалась к ней со стороны туалета, держа в одной руке несколько мокрых кружек, нанизанных на толстые пальчики, а в другой не слишком чистую пластмассовую бутылку, наполненную водой, из которой она поливала цветы.

Лидия притормозила и изобразила на лице величайшее внимание и радушие.