Субботний вечер был на ущербе. Начали разъезжаться первые гости. Антон вышел освежиться.
Золотистость и нежность дня ушли. С Волги потянуло сыростью. Намокшая старая роща гудела, будто подрагивая в ознобе. Разгулявшийся ветер гонял гниющие охапки листьев.
За березами Антон заприметил склонившийся женский силуэт. Видно, одной из упившихся гостий стало нехорошо. Судя по фигурке и сапогам на «манке», она была молода.
Предвкушая веселый розыгрыш, Антон прокрался со спины. Под ногой его предательски треснул сучок. Женщина вздрогнула, встревоженно обернулась. Заготовленная шаловливая улыбка стерлась с Антонова лица, – перед ним была Вика. Волосы и лицо ее были мокры. Сдернутая «труба» – вязанка для головы и шеи – капюшоном болталась на спине.
– Вот, пришла взглянуть на несбывшегося, – Вика неловко улыбнулась.
За освещенными окнами танцевали. Среди прочих громоздилась Ванина, нежно склонившаяся тень. Глаза Вики наполнились болью.
– Такая вот мазохистка оказалась.
В голосе её проступила насмешка над собой, призванная упредить чужую насмешку.
Антону хотелось сказать что-то нежное, утешительное. И что-то в защиту Ивана. Но – слов не находилось.
– Только не вздумай рассказать, – потребовала Вика.
– А то решит, будто и впрямь переживаю. А мне просто надо было скинуть эмоции. Понимаешь?
Антон энергично закивал.
– Тогда прощай! – она вдруг притянула его голову и нежно поцеловала в губы. – Считай, – обоих.
И – пошла – бедовой, от бедра походкой. Отойдя метров на пять, до изгиба дороги, обернулась:
– Кстати, твоя несбывшаяся тоже замуж вышла. В Москве. За офицера Генштаба. Так что получился у нас полный тэк-с на тэк-с.
Махнув разухабисто ручкой, она исчезла за поворотом.Антон Негрустуев как пережиток капитализма
Вадим Непомнящий уверенно шел в гору. Он пока оставался первым секретарем обкома комсомола, но аппаратные источники уже прознали, что Москва планирует поднять его на «мужскую» работу – председателем облисполкома. На эту же должность нацелился непотопляемый предоблсовпрофа Фирсов. Ждали большой драчки. Во всяком случае внутри областного аппарата наметилось некое неявное пока движение – размежевание сторонников и противников.
Сила Фирсова была не только в поддержке старых партийно-хозяйственных кадров, сохранявших прежние позиции, но и новых, заявивших о себе на перестроечной волне. И первым среди новых, а значит, самым опасным для Вадима стал ректор сельхозинститута Иван Листопад, интересы которого переплелись с Фирсовскими. В случае избрания Фирсова Листопад должен был занять место первого его зама и председателя плановой комиссии. А, по мнению наиболее дальновидных, в дальнейшем – и сменить старого аппаратчика на высшей областной должности.
Правда, прежним, масштабным планам Листопада, благодаря которым он резко поднялся, – об объединении под своей эгидой комплекса НИИ, – сбыться оказалось не суждено.
Переменчивый Горбачев скоро остыл к очередному начинанию, и идею потихонечку спустили на тормозах. Секретаря ЦК ВЛКСМ Балахнина перебросили на иные направления, а самому Листопаду предписали реализовывать наработки в рамках института.
Но, видно, верно глаголят: не место красит человека. Бешеной энергии, отпущенной Листопаду, хватило бы на любое дело общесоюзного масштаба. На скромный провинциальный институт ее оказалось в избытке.