Сделай ставку и беги

Листопад угрюмо теребил заусеницу.

– Говорит, пьян ты был в лоскутьё. Шумел по ресторану. Мог выронить. Это, коснись комиссии, любой поверит. Что-что, а шуму вокруг себя создать – ты силен, – Балахнин злопамятно прищурился. – Да за одно только, что с партбилетом в кабак потащился…

– Та говорю же, взносы я в этот день сдавал! – Иван пристукнул кулачищем. – Слушай, Юра! Вадичка – прохиндей. Его прижать – на раз! Мне Маргелов стуканул, – он черпает райкомовские деньги и гудит на них в кабаках. Опечатай кассу, и – враз всплывет недостача. Тогда Непомнящий наш. В зубах партбилет мой принесет, и на всё, что скажешь, пойдет! И для тебя случай прижать щурёнка. Ведь только пальцем шевельнуть…Или – не только?

Иван заметил смущение Балахнина:

– Не мнись. Говори прямо.

– Прямо так прямо, – Юрий Павлович поморщился. – В ближайшее время Вадим Кириллович Непомнящий будет выдвинут секретарем обкома комсомола – с перспективой на моё место.

Он постарался твердо встретить ошеломленный взгляд Ивана.

– Нечего меня сверлить, Иван Андреевич. Как сказала в свое время Шикулина, партийная работа – дело тонкое, учитывающее множество нюансов.

– Папеньку опять козырным тузом двинули? – догадался Иван.

Балахнин уныло кивнул, – быстрый разумом Листопад из множества несущественных нюансов вычленил один – единственно важный.

– Они, если слышал, с Горбачем еще в Ставрополье корешковали. А против Горби усиливается оппозиция. Дров-то наломал ого-го! Так что ему позарез команду усиливать надо, чтоб не свалили. На днях забрал Непомнящего – старшего в Москву на повышение, – с прицелом на место Лигачева. Так-то. А меня соответственно приглашали на проезд Серова, в ЦК ВЛКСМ, и дали понять, что если сынка на своё место подготовлю, после съезда заберут в аппарат. Как думаешь, чем для меня кончится, если я сейчас к нему в кассу полезу?

Он столкнулся с колящим взглядом Листопада.

– Знаю, Иван, что ты ко мне не за объяснениями приполз. Но максимум что могу – договориться, чтоб не исключили, а ограничились выговорешником с занесением. Но – со съездом, сам понимаешь, пролетаешь. Да и – дальнейшее…

– Из-за одной паршивой картонки – жизнь пополам?

– Да! Потому что картонка эта, как ты называешь, – символ твоей лояльности. И вот его-то ты продристал. И вообще, Иван, если начистоту, – то, что случилось, все равно бы случилось. Не так, так иначе. Больно мотает тебя по жизни.

– Ладно, обойдусь без нотаций! – Листопад уцепил заусеницу, вырвал, поморщившись. Поднялся. – Стало быть, чуть заштормило, и – каждый сам по себе? Будь здоров, секретарь!

– Вывернешься, заходи.

От приглашения этого в спину Ивану пахнуло прощальным сквознячком.

* * *

На следующий день, собрав самолюбие в кулак, Листопад позвонил Непомнящему. Встреча с Вадимом, как и можно было предвидеть, получилась склизкой.

Опасаясь непредсказуемого листопадовского нрава, назначил ее секретарь райкома в собственном кабинете и даже на всякий случай распахнул дверь в коридор.

И – сразу застолбил главное. Само собой, никакого отношения к пропаже документов он не имеет. Но, возможно, сможет их найти при двух непременных условиях.

В присутствии Виктории Иван публично отказывается от нее. А кроме того, пишет заявление с просьбой освободить от должности секретаря комитета комсомола института и от обязанностей члена бюро обкома и заменить как делегата, – скажем, в связи с необходимостью завершить докторскую диссертацию. Если всё это будет сделано в течение двух оставшихся суток, партбилет наверняка обнаружится.

– А если нет? – прохрипел Иван.

– А если нет, это жизнь, – Вадим поднялся. Округлевшее лицо его излучало плохо скрываемое торжество. И даже бешенство во взгляде Листопада сегодня не пугало, а, напротив, добавляло перцу, – он загнал-таки противника в клетку, из которой у того остался только один выход. Тот, какой указал ему сам Вадим, – к ноге!

Иван вышел из кабинета, едва не покачиваясь. Удар оказался нанесен безупречно – точно поддых и именно на вдохе.

Сумрачный, ушедший в себя Листопад умудрился даже свернуть в коридоре не в ту сторону и заметил это лишь, когда вместо привычного парадного крыльца уперся в запасную, пожарную дверь с табличкой посередине «Выхода нет».

«Похоже на то», – безысходно хмыкнул Иван.

Со злости долбанул по тупиковой двери ногой. Дверь неожиданно распахнулась. Наверняка раздолбай-комендант что-то привез для хозяйственных надобностей и после забыл запереть.

– Надо же, – буркнул Листопад. – Все двери пооткрывали, лишь бы меня отсюда поживей вызвездить.

Под навесом бокового райкомовского крыльца, пережидая внезапный весенний дождь, спрятались две матери с колясками. Стряхивая мокрые волосы, они о чем-то переговаривались, с притворной озабоченностью вглядываясь в небо. Им было хорошо. Юная жизнь начиналась рядом с ними. И жизнь эта виделась им безусловно счастливой.

Ивана такой пустяк как непогода сегодня остановить не мог. Он вышел из-под навеса и зашагал прямо по проезжей части.