Когда Листопад ударом ноги распахнул дверь, полуодетая Нинка со злым видом натягивала чулок. Укрытый по уши Юра Осинцев забился в дальний угол кровати. Унылый, потерянный вид самодовольного комитетчика в другое время доставил бы Ивану удовольствие.
– Ты чего мне сволочь эту подсунул?! – встретила Листопада Нинка.
– Нинон – но почему ж сволочь? – заискивающе пробормотал Юра.
– Потому что импотент! – отрезала Нинка. Связь между двумя этими понятиями для нее была несомненной.
– Уж сразу и импотент, – Юра умоляюще кивнул на постороннего. – Не всё, конечно, получилось, как задумано. Но разок все-таки…
– Чего там все-таки? Вкомкал на полусогнутом, щекотунчик! А наобещал с три короба: я, говорит, графа Орлова переплюну! Мания величия у тебя, вот что. Эва разложился! – она показала на крышку тумбочки, на которой возвышался интригующий столбик из десятка презервативов. Девять из них остались нетронутыми. Смахнула раздраженно на пол.
– Никакая это не импотенция, – пробурчал опростоволосившийся Казанова. – Рядовой случай – стандартная эректильная дисфункция.
– Чего?! – Нинка озадаченно замерла.
– Я говорю, нормальная нестабильная потенция. Со всеми бывает.
– Ах, нормальная! А ну натягивай портки, дистрофик, и дуй отсюда в Дом престарелых. Может, там за плейбоя сойдешь! Погоди! Я тебя, стручка, на чистую воду выведу. Сегодня же своих девок порасспрошаю, каков ты на самом деле. Наверняка всюду напрокалывался и уболтал, чтоб молчали. Я тебе славу обеспечу, какую заслуживаешь!
Как справедливо отметил Гоголь, смеха боится даже тот, кто уже ничего не боится.
В предвидении публичного осмеяния Осинцев поёжился, скосился на реакцию Листопада. И только теперь заметил, что тот не в себе.
– У тебя-то чего случилось?
– Никто не помнит, я вчера документы не вынимал?
– Пропало что?
– Похоже, на то, – Иван обескураженно сел подле Нинки. Помог ей пристегнуть чулок. – Всё перебрал, – не соображу. Ну, не мог я их выронить! Я ж внутренний карман на пуговицу застегиваю.
– Пиджак нигде не снимал? – поинтересовалась Нинка.
– Снимал, почему? В кабаке, за столом. Но – аккуратно, повесил – надел.
– А если вытащили? – Осинцев, не вылезая из-под одеяла, спустил ноги на пол.
– Да кому нужно, кроме меня? Я понимаю – если б деньги.
– Документы-то важные?
– Партбилет, – выдавил Иван.
Юра присвистнул. В глазах его появился азарт взявшего след терьера:
– Раз партбилет, ищи среди своих. Пожалуй, даже догадываюсь.
– Кто?! – вскинулся Иван.
– У тебя с твоими райкомовскими всё вась-вась?
– Да по-разному.
– Видел краем глаза, что возле твоего пиджака шустрил этот…Как его? Вадим, да?
– Точно что видел?
Осинцев задумался, сокрушенно повел плечом:
– Специально не подмечал. Так, по привычке зафиксировал.
– Дорогу я ему перешел, – Листопаду всё сделалось ясно. – Со съезда шуганул, девку увел. Вот и решил за вымя взять, шоб наверняка повалить.
– Раз так, считай, – крепко взял, – подтвердил Осинцев. – Утрата партбилета – это, я вам доложу, необратимо! Послушай доброго совета. Если дело и впрямь в девке, лучше верни, пока не поздно, на базу. А то разотрут и добрым словом не помянут.
За спиной Ивана простонали. Прислонившись к косяку, стояла Вика. Одетая.
– Ты еще куда собралась?! – Иван одним махом развернул ее к себе.
Вика болезненно поморщилась.
– Я все слышала. Поеду к Вадиму. Надо ж возвратить билет этот, раз он тебе свет в окошке. Мне он не откажет.
– Я те поеду! – Иван тряхнул ее так, что хрустнула шея.
– Покалечишь! – испугалась Нинка.
– И покалечу! Мое! – Иван облапил Викины щеки, поцеловал в дрожащие от обиды губы. – Запомни! Моя невеста никогда и ни при каких обстоятельствах подстилкой для кого-то не станет. Это тебе, дурочке, понятно?! – страстно произнес он, вглядываясь требовательно в ее глаза. Прочел то, что искал. Выпустил. – Так понятно или нет?
– Да, – прошептала Вика. Осторожно повела шеей. – Выручить хотела.
– Выручать – это мужская обязанность, – объявил Листопад. – А твое место у очага! – он ткнул в стену. – Сегодня и – на веки вечные. Я переодеваюсь и еду. А ты ждешь господина и поддерживаешь очаг.
– Если не получится, звони – помогу, – напомнил о себе Осинцев. – Только тогда уж придется задокументировать. Ну, ты меня понял!
– Понял, – подтвердил Иван. – Потому – хрен тебе обломится. Сам пробьюсь.
Он выскочил. В коридоре загремела свернутая доска объявлений.
– Урага-ан! – завистливо протянула Нинка. – Он и в постели такой же?
– Такой же, – машинально подтвердила Вика.
– Везет некоторым!
Пряча глаза от уничижительного Нинкиного взгляда, Осинцев потянулся за брюками.
Черепаха неповоротлива. И это ее проблема. Носорог тоже неповоротлив. Но это проблема того, кто не успел отскочить в сторону.
Попадать под разъяренного носорога Вадиму Непомнящему решительно не хотелось. Потому, когда Листопад, дрожа от возбуждения, примчался в Пригородный райком, выяснилось, что первый секретарь с утра уехал на весь день по подшефным хозяйствам.
Юрий Павлович Балахнин положил трубку. Хмуро постучал пальцами по аппарату:
– Всё слышал? В карманах у тебя он не рылся и тем более ничего не брал.