Сделай ставку и беги

Впрочем очень скоро «разросшемуся» Торопину Тверь стала узка в плечах. Смекнув, что залог долгосрочного преуспевания не в «крышевании», а во врастании в бизнес, Феликс принялся скупать в Москве рестораны, гостиницы, оптовые склады, торгово-закупочные базы. Стартовав от трех вокзалов, где они взяли под контроль местных проституток и наркотрафик из Средней Азии, торопинские принялись неуклонно расширять свое влияние, оттесняя прежних хозяев района в сторону центра.

Столкновение казалось неизбежным. В конце концов непрошенным варягам забили «стрелку».

Но «стрелка» не состоялась. В ночь накануне в своих домах и коттеджах оказалась вырезана вся верхушка конкурирующей группировки. Оставшиеся безнадзорными «братки» сами легли под длань беспощадного завоевателя. А кровавую ночь с того времени прозвали «Торопинской», по аналогии с Варфоломеевской.

Впрочем, по слухам, сам Феликс от вынужденной жестокости очень страдал. Даже на собственные деньги восстановил одну из старицких церквей и отлил колокол с надписью – «Святому Варфоломею от торопинской братвы».

После этого за Феликсом укрепилась репутация человека не только справедливого, но и богобоязненного. А в узком кругу оценили другое качество Торопина – тонкое чувство юмора.

* * *

Годы по-разному меняют людей. Большинство потихоньку раздается, отчего расплываются прежние черты. Худощавый Феликс Торопин с годами не раздобрел. Напротив, стал как бы подсыхать. Удлиненный, медальный профиль обострился. А первые морщины и несколько бугристых, полученных на зоне шрамов придали чистому прежде лицу сходство с изрытым рвами танковым полигоном.

Угроза, раньше лишь изредка угадывавшаяся в быстрых желтоватых зрачках, поселилась в них постоянно. И, прежде неразговорчивый, теперь Феликс обычно отмалчивался, а когда говорил, цедил фразы, стараясь точно сформулировать мысль, как человек, осознающий смертельную силу своего слова…

Он не спросил, зачем понадобился Листопаду. Просто выставил на стол барсетку и выжидательно уселся в кресле напротив, вытянув вперед ноги, обутые в новомодные шузы с серебристыми пряжками.

Иван выдержал паузу, всё еще колеблясь.

– Осинцева, что тебя сажал, помнишь? – бросил он. Дождался кивка. – Только шо был здесь. Шантажировать вздумал, падла. Двадцать тысяч долларей халявных хочет. Торопин выжидательно прищурился.

– У него моя подписка! – бухнул Иван.

– Подписка? – недоуменно повторил Торопин.

– Ну, чего уставился?! О негласном сотрудничестве… Да не зекай, не стучал я. А подписку дал. Иначе б тогда не выпустили. Но не стучал.

По холодному лицу Торопина было заметно, что в последнее он совершенно не поверил. Ну да это не так теперь важно.

А вот то, что Торопин упорно молчал, Ивана начало сильно раздражать.

– Что посоветуешь? – поторопил он. – Ты ведь у меня не просто погоняло. У тебя в моем бизнесе интерес есть. И если меня публично ославят, то и ты на «бабки» попадешь. Так что давай на пару думать. Может, твои ребята как-то тряхнут его, шоб вспоминать забыл? А?

– А если не забудет? И потом не сявка, – наверняка заныкал как следует. Положим, если подкоптить, отдаст. Но ведь ксерокопии мог сделать для страховки, – прикинул Торопин. И – вновь замолчал.

– В том-то и дело. Замыкалось бы всё на «бабках», без тебя бы порешал. Но тут другое – один раз заплатишь, вопьется, как пиявка. Говори, что на уме! – потребовал Иван.

Торопин повел узким плечом:

– Лучше решить кардинально. Чтоб уж больше никогда и никому. Денег будет стоить поболе, чем двадцать. Зато прочно.

Он вновь замолчал, предоставляя дальнейшее собеседнику.

Иван взмок. Дабы выиграть время, взял одну из трех обезьянок – с зажатым ртом, – и принялся задумчиво подбрасывать. В кабинет, коротко стукнув, сунулся Маргелов, за которым угадывались приятственно улыбающиеся лица.

– Иван Андреич, тут до вас иностранные инвесторы! Переговоры от имени банка я провел. По всем позициям договорились. Вы обещали принять. Время согласовано. Помните, насчет?…